— Мне ее, — я хотел сказать «подарили», но вовремя поправился, — поручили. Помнишь турчанку, которая чуть не зарезала меня на постоялом дворе?
— Каторжанку? — уточнил он.
— Теперь она не каторжанка, и вполне преуспевает. Это она помогает нам с паспортами. Она мне Юлию и поручила, у той проблемы с крепостным правом и одним ненормальным поклонником.
— Она тебя что, узнала?
— Кажется, да, хотя я не очень понял, как. Я там лечил девушку, после этого она и завела разговор о Юлии. Намекнула, что если я помогал незнакомой женщине, то грех не помочь знакомой.
— Вы уже стали с ней так близко знакомы? А как Алевтина на это посмотрит?
— Не сыпь мне соль на раны. Думаю, что плохо посмотрит, но как-то так вышло, что я не смог отказаться.
— Ну да, от такой барышни кто же откажется! — иронично сказал Иван.
— Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Сам-то с Варварой чем занимаешься при живой невесте?
— Невеста не жена, — нравоучительно объяснил Иван. — Да и когда мы еще с Марфой свидимся… Я же мужчина молодой, здоровый, мне без женской ласки трудно.
— Ага, молодой, в обед двести лет! У тебя, Иван, типичные двойные стандарты, как говорят в моем времени. Тебе, значит, трудно, а мне легко!
Разговор наш зашел в тупик и забуксовал. Я и без нравоучений понимал всю щекотливость своего поведения. Создавалась типично русская ситуация, когда и согрешить, и покаяться хочется одновременно.
— Ладно, поеду за паспортами, — сказал я, — утро вечера мудренее.
Император Павел, затеяв перестройку, как и все наши реформаторы, принялся то сокращать, то увеличивать число чиновников, переподчинять ведомства, так что, в конце концов, обывателю разобраться в хитросплетениях царской фантазии стало крайне сложно.
Ту же полицию он разделил как бы на два департамента, учредив для Петербурга вместо городской думы «комиссию о снабжении резиденции припасами, распорядком квартир и прочих частей, до полиции относящихся», подчинил ей и городское правление (ратгауз), камеральный департамент которого ведал хозяйственной деятельностью. Исполнительная же полиция стала подчиняться непосредственному ведению губернатора.
Попав в недра государственных учреждений я, как слепой котенок, тыкался из присутствия в присутствие, пока какой-то добросердечный старичок, необыкновенным образом сохранивший на государственной службе человеческий облик, не указал, где найти Кутасова.
Матвей Ипполитович был с большого бодуна, с опухшей рожей и вонял пуще прежнего. Мой приход его не обрадовал, как не могло порадовать в таком состоянии ничто другое, кроме хорошей опохмелки, однако он держался любезно и даже намеком не поминал вчерашнее.
— Ваше дело решено, — сказал он, глядя в скорбную вечность рачьими глазами. — Пойдите к столоначальнику Рутепову, он все сделает.
— Я вам чем-то обязан? — спросил я, вынимая приготовленные двести рублей.
— Пустое, — сказал чуть более веселым тоном, генерал, — мы с Сильвией Джулиановной сами сочтемся.
— Тогда примите мою искреннюю благодарность, — проговорил я, продолжая держать ассигнации в руке.
По лицу его превосходительства пробежала тень сомнения, потом оно отразило начавшуюся душевную борьбу. Брать деньги у меня он не хотел, но как настоящий российский чиновник не мог заставить себя отказаться даже от незначительной для его должности взятки.
— Пустое, — повторил он и против своей воли протянул руку. — Только чтобы вас не обидеть, — договорил генерал, растворяя деньги между пальцами.
Столоначальник Рутепов оказался предельно занятым государственными делами человеком. Ждать, пока он обратит на меня внимание, пришлось больше часа.
— Вам придется немного подождать, — скороговоркой бросил он, когда я насильно ему представился.
Это «немного», как мне показалось, грозило продлиться, по крайней мере, до вечера.
Пришлось проявить характер.
Однако только с третьей попытки мне удалось привлечь к себе его сосредоточенное на важных правовых вопросах внимание.
— Господин Рутепов, Матвей Ипполитович приказал мне обратиться к вам, — крикнул я прямо в ухо пойманному за рукав мундира столоначальнику.
Тот взбрыкнул, напомнив роющего паркет нетерпеливыми ногами жеребца, и попытался вырваться. Однако я его не отпустил и сбежать не дал.
— Вы не видите, что я занят! — возмутился он, всем видом показывая, что поражен до глубины души подобной наглостью.
— Вижу, но если вы сейчас же мной не займетесь, я пойду жаловаться генералу.
— Ладно, что у вас?
— Вы должны отдать мне два паспорта.
— Какие два паспорта? Почему вы вообще ко мне обращаетесь с подобным делом? Я никаких паспортов не выдаю!
— Кутасов сказал, что вы решите мой вопрос, — теряя терпение, объяснил я.
Мне показалось, что столоначальник вознамерился спросить у меня, кто такой этот Кутасов, но не спросил и пожаловался:
— Им легко приказывать, побыл бы он на моем месте!
— Хорошо, я пойду и передам генералу, что вы послали его на… — сказал я, присовокупив к фразе короткое слово, невинное само по себе, но в связке с глаголом и предлогом, составляющее понятие, очень обидное тому к кому обращено.
Столоначальнику мое намеренье не понравилось, и он даже самолюбиво сказал, что мне вольно идти и говорить все, что вздумается, но когда я повернулся к нему спиной, поймал за рукав.
— Вы по поводу паспортов?
— Да, — подтвердил я, останавливаясь.
— Хорошо, пойдемте.
Мы вошли в комнату, в которой плодотворно трудились пять чиновников, и господин Рутепов вытащил из своего стола два новеньких паспорта.
— Это ваши? — спросил он.
Я развернул документы.
Первым оказался паспорт Ивана. Я хотел уже сунуть его в карман, но удержался и прочитал, что в нем написано.
— Это что? — спросил я столоначальника, указывая на графу с особыми приметами.
— Особые приметы, — ответил он.
— Почему здесь написано, что Иван Иванов шестипалый?
— Где? — удивился столоначальник.
— Вот, читайте.
— Действительно. Наверное, у него и вправду шесть пальцев.
— У него пять пальцев.
— Вы уверены?
— Уверен!
— Так что же делать? Гербовая бумага денег стоит!
— Придется переписать.
— А может, так оставим? Пальцем больше, пальцем меньше, какая разница?
— А почему в этом паспорте написано, чту рост у меня три аршина и два вершка? — указал я на описание собственных примет. — Вы таких людей в жизни встречали?
Чиновник обескуражено посмотрел на меня и, прикинув на глаз мой рост, про себя согласился, что да двух метров двадцати сантиметров я не дотягиваю,
— Действительно, здесь какая-то ошибка. Вы, молодой человек, оставьте-ка эти паспорта и приходите этак через недельку, лучше через две, мы попытаемся все как-то исправить.
— Я пойду к генералу, — начал говорить я, но по выражению лица чиновника понял, что в создавшейся ситуации вопроса не решит никто, даже государь император.
— Идите, голубчик, — улыбнулся столоначальник, впрочем, не уточнив куда. Мне стало понятно, что просто так отделаться не удастся, и пришлось лезть в карман. Вид четвертного банковского билета подействовал на господина Рутепова ободряюще. Он принял из моих рук паспорта, зацепив между делом и ассигнацию.
— Если только Автонома Ивановича попросить, — задумчиво проговорил чиновник. — Извольте присесть, сейчас все будет выполнено к полному вашему удовольствию.
Как ни парадоксально это звучит, но обещание было не только дано, но и выполнено. Спустя четверть часа, я возвращался на Выборгскую сторону с легальными паспортами, делающими нас с Иваном законными гражданами Российской Империи.
Иван Иванов, Петров сын был записан как петербургский мещанин, а я, Мустафин Алексей Федорович, происходящий от казанского царевича Муртазы Мустафича, стал представителем татарского княжеского рода, внесенного в V часть родословной книги Нижегородской губернии.