— Не знаете, сударь, почему такая задержка? — спросила Юлия молодого офицера остановившегося возле нашей коляски.
— Ищут опасного государственного преступника, — ответил он со всей значительностью, на которую был способен, и поглядел на красавицу, что называется, орлом.
— Какой ужас! — красиво испугалась Юля. — Откуда же здесь такой преступник?
Видно было, что молодой человек этого не знает, но, боясь утратить внимание прекрасной незнакомки, он мужественно насупил брови и небрежно бросил:
— Вам, сударыня, бояться решительно нечего. Считайте, что его уже поймали.
— Кого — его? — поинтересовалась спутница красавицы, то есть я.
— Как кого, — удивился офицер, — конечно, преступника!
Ответ был совершенно исчерпывающий, и я потерял интерес к разговору. Однако молодой человек так не думал и продолжал стоять около нашей подножки, придумывая, что бы еще сказать.
— Позвольте, если будет опасность, пожертвовать ради вас своей жизнью! — наконец воскликнул он.
— Но вы же меня совсем не знаете! — ответила Юлия, потупив глазки.
— Тогда позвольте представиться, — щелкнул каблуками офицер, — прапорщик Аркадий Семидольный.
— Простите, чего семи? — ехидно спросил я.
— Дольный, это значит что у всех в нашем роду семь долей! — гордо сказал он.
— А это хорошо или плохо? — поинтересовалась Юлия, не спеша называть свое новое имя.
— Думаю, что хорошо, — как мне показалось, не очень уверено ответил прапорщик. — Семь долей лучше, чем одна.
Разговор опять зачах, и молодой человек сделал отчаянную попытку его оживить:
— А мы с приятелем едем в отпуск, в родительское имение. А вы куда изволите вояжировать?
— На моление, — ответила Юлия, хотя ей было наказано с незнакомыми людьми не разговаривать, — поклониться иконе Владимирской Божьей матери.
— Так вы вояжируете во Владимир! — чрезвычайно обрадовался прапорщик. — Какая неслыханная удача, мы тоже едем во Владимирскую губернию!
— Право, не может быть! — чему-то обрадовалась Юлия, хотя всего несколько дней назад дала суровый обет.
— Никакой удачи в этом нет, — вмешался в разговор я, — мы будем ехать очень медленно и одни.
— Почему, Лизонька? — удивилась Юля. — Молодые люди составят нам компанию. Как же ехать без мужской защиты?
Мне очень захотелось если не пнуть, то хотя бы по-девичьи ущипнуть товарку. Если к нам привяжутся этот прапорщик со своим приятелем, то как им потом им объяснять, почему после заставы я из девушки вдруг превратился в юношу. От меня обе заинтересованные стороны ждали ответ и получили его:
— Ты уже забыла про свой обет?
— Ах, да! — сказала чаровница, состроив виноватую гримасу. — Конечно, нет, как ты могла такое подумать!
— Что за обет? — спросил прапорщик.
— Мария (так по документам именовалась теперь Юлия, у меня же был паспорт на имя Елизаветы Мустафиной) приняла обет никогда не выходить замуж! — объяснил я.
— Так вас зовут Мария? Как Матерь Божью, — благоговейно произнес Семидольный. А это мой приятель Александр Полибин, — представил он подошедшего к коляске краснощекого молодого человека с погонами поручика. — Позвольте, вам рекомендовать.
Полибин неловко поклонился и залился краской смущения.
— Барышни едут поклониться иконе Владимирской Божьей матери! — порадовал он смущенного приятеля. — Если они позволят, мы сможем их сопровождать!
Я открыл было рот решительно отказать молодым людям в такой чести, но не успел, наша коляска подъехала к полосатому шлагбауму. Подошел караульный и потребовал паспорта и подорожную грамоту.
За надежность документов я был спокоен, но меня смутил подошедший к будке мой знакомый полицейский. Судя по тому, как у него было обвернуто платком лицо, я сломал ему челюсть. К тому же у него оказалась сильнейшая гематома окружившая оба глаза. В синюшном обрамлении его светлые глаза казались льдинками, которыми он сверлил всех, на кого обращал внимание.
К счастью, в присутствии Юлии можно было не опасаться, что мужчины будут внимательно рассматривать кого-либо кроме нее, и я, не потеряв естественности, небрежно смотрел по сторонам, демонстративно не обращая внимания на изувеченного полицейского офицера.
Впрочем, небрежение оказалось взаимным. Он только слегка царапнул меня взглядом и отошел к следующему за нами экипажу.
Наконец с формальностями было покончено, и перед нами подняли шлагбаум. Иван встряхнул вожжами, и опасная для пребывания столица осталась позади. Наших офицеров еще не выпустили, и мы могли разговаривать без опаски.
— Прощай, Петербург! — патетически воскликнула Юлия, оборачиваясь назад, то ли для того, чтобы последний раз полюбоваться на Московскую заставу, то ли посмотреть, не догоняют ли нас кавалеры.
— Ты что это вытворяешь! — возмутился я. — Как ты себе представляешь ехать с ними вместе две недели! Они же поймут, что я не женщина!
— По-моему, Лизонька, тебе быть девушкой очень идет!
— Это точно! — ехидно засмеялся Иван. — Походишь в юбках, ничего с тобой не случится!
— Пока нас не догнали, сверни в первый же проселок, — не на шутку рассердившись, приказал я Ивану. — Ты понимаешь, каково тебе придется везти двух женщин. Мы еще не успели отъехать, как к нам уже два кобеля прицепились. А потом от них вообще отбою не будет!
— Почему это кобели! По-моему, очень галантные мужчины! Лизонька, чур, Аркадий будет моим кавалером!
— Какая я тебе «Лизонька»! — возмутился я, поймав себя на мысли, что нечаянно спутал половое окончание. Правда, «какой я тебе Лизонька», звучало бы еще хуже. — И как быть с твоим зароком больше не любить мужчин?
— Но ты же сама мне говорила, что это мой зарок, могу дать, могу забрать назад.
— Проселок! Сворачивай! — крикнул я Ивану, увидев впереди разветвление столбовой дороги.
— Поздно, они нас уже догоняют, — ответил он, оглядываясь назад.
Действительно, за нами во весь опор неслись двое верховых.
— Это мы! — радостно закричал Аркадий, подъезжая к коляске со стороны бывшей Юлии.
— Какая нечаянная радость, — желчно откликнулся я. — Картина Репина «Не ждали».
— Вы нас не ждали? — огорчился он.
— Вы что, собираетесь верхом ехать с нами до самого Владимира?
— Но ведь вам нужна защита! — вмешался в разговор второй кавалер.
— От кого? От вас?
На мой вопрос никто не ответил, но поклонники все-таки слегка отстали. Минут десять все мы ехали как бы сами по себе, потом верховые опять оказались с обеих сторон коляски.
— После отпуска мы едем в армию Суворова, — сказал мой краснощекий кавалер Александр.
Мне никак не улыбалась перспектива всю дорогу ехать в женском платье, однако, кажется, особого выбора у меня уже не было. Это сердило, но я постарался преодолеть раздражение и не срывать его на невинных парнях.
— В Швейцарию? — из вежливости спросил я
— Нет, в Италию.
— Да, а мне казалось, что Суворов воевал, то есть воюет в Швейцарии.
— Я диспозицию наших армий в точности не знаю, — сознался поручик. — Только у нас в полку говорят, что фельдмаршал сейчас в Италии.
— Вы в каком роде войск служите?
— В артиллерии, это значит, мы стреляем из пушек.
— Ах, как это, наверное, интересно! — воскликнул я, только что не всплеснув руками от восторга.
— Да, пожалуй, изрядно интересно, — согласился поручик. — Особливо если попадаешь в цель.
— А вы уже воевали?
— Пока не доводилось, но как только государь пошлет, то непременно.
Разговор на этом временно прервался, потом и Аркадий внес свою лепту в беседу:
— Мы оба обучались в Артиллерийским и Инженерном шляхетном корпусе, только Саша двумя годами раньше. А теперь вместе служим в одной батарее.