— Сегодня ночью попробуем, — пообещал я, подумав: «Если нам представится такая удача».
Приготовив все возможные варианты оружия, я укрепил доску на старом месте и постучал в дверь.
— Чаво надо? — отозвался грубый голос.
— Ничаво! — передразнил я, караульного. — До ветра хочу.
— Не велено, — подумав, ответил сторож.
— Чего не велено, до ветра ходить?
— Не, выпускать не велено.
— А ты и не выпускай, а принеси парашу, мы и здесь как-нибудь управимся.
Караульный задумался, потом сказал:
— Погодите, я чичас.
Похоже, было на то, что для соблюдения нашей девичьей чести к нам приставили самого тупого и послушного разбойника.
— Лизонька, ты что-то задумала? — спросила меня Юля.
— Посмотрим, кто нас охраняет, к тому же мне очень хочется, — я задумался, как бы сказать поделикатнее, — оправится.
— Чего тебе хочется? — не поняла девушка.
— Того же, чего и тебе, — сердито ответил я.
— Я могу еще потерпеть, — поняв, о чем идет речь, — сказала она.
— А я не могу.
— А как ты будешь делать это при караульном, он же сразу догадается, что ты не совсем девушка?
— Я его выгоню из комнаты.
— А если он не захочет уйти? — лукаво спросила ненасытная служительница Венеры и Амура.
— У меня уйдет, как миленький, — пообещал я. — Иначе ему же хуже будет.
Мы стали ждать. Наконец минут через пять запыхавшийся голос сообщил, что сейчас отопрет дверь.
— Тебя только за смертью посылать, — обругал я здоровенного парня, внесшего в наш терем большую деревянную бадью.
Разбойник был одет в крестьянский армяк, подпоясанный мочальной веревкой, за который был заткнут дорогой седельный пистолет с золотой и серебряной насечкой.
— Так я почем знал, где парашу взять, — извиняющимся тоном сказал он.
— А где воду взять знаешь?
— Ну!
— А кувшин?
— У стряпухи?
— Правильно. Сходи к стряпухе, возьми у нее кувшин набери в него побольше теплой воды и принеси сюда, — судя по всем признакам, наш страж принадлежал к тем людям, которые умеют выполнять конкретные, четкие команды.
— Зачем? — вытаращил глаза сторож.
— Мыться будем.
— А вы чего, грязные?
— Грязные.
— А так с виду не скажешь, — удивленно сказал он и отправился за водой.
— Когда он вернется — будешь мыться, — сказал я Юлии.
— Зачем?
— Сама увидишь. Если мы сейчас не вырвемся отсюда, потом может быть поздно.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня. Видно было, что ей непонятно, что я задумал.
— А почему, если я умоюсь, мы отсюда выйдем?
— Тебе нужно не умываться, ты разденешься догола и начнешь мыться полностью.
— Зачем? — повторила она, глядя на меня круглыми от удивления глазами
— Чтобы отвлечь внимание нашего сторожа.
— А почему…? — начала она, но я не дал ей договорить.
— Потом сама все увидишь!
— Мне уже начинать раздеваться? — послушно спросила она через минуту.
— Сначала давай перенесем бадью сюда, — указал я на дальнюю от дверей стену. — И веди себя естественно.
— Как вести себя? — переспросила она.
— Как будто тебе каждый день мужики помогают мыться. И сделай так, чтобы сторож не мог оторвать от тебя взгляда.
— А если он на меня набросится?
— Я постараюсь, чтобы не успел.
Выслушать новую порцию вопросов любознательной куртизанки я не успел. Послышались тяжелые шаги, и наш сторож вернулся с большим глиняным кувшином.
— Куда воду-то? — спросил он, входя в комнату.
— Поставь вон там, рядом с парашей.
Мужик кивнул и опустил тяжелый сосуд на пол.
— Ну, я пойду, — сказал он, выпрямляясь. — Как помоетесь, позовете.
— Куда же ты пойдешь? — остановил я его. — А кто нам польет? Я такую тяжесть не подниму.
— А как же?… — начал свою серию вопросов очередной тормоз, но я не дал ему договорить.
— Погоди в сторонке, пока мы разденемся, и не подглядывай!
— Очень надо, — недовольно буркнул он, — что я, голых баб не видел?
— Давай, — кивнул я Юлии и отошел к лавке.
Она начала быстро раздеваться. Сторож, хотя и не интересовался голыми женщинами, но заставить себя совсем отвернуться не смог. Вполне реально косил глазом. Юля скинула платье и нижние юбки, осталась без ничего. Я уже видел ее в одежде Евы и то с трудом оторвал от нее взгляд. Наш мужик этого сделать не смог и подавно.
— Ну, чего пялишься, иди, поливай! — подогнал его я.
У бедолаги лицо налилось кровью, он тяжело дышал и как на шарнирах двинулся к обнаженной красавице.
— Это чего же? — непонятно о чем спросил он, оглядываясь на меня.
— Давай, давай, потом поможешь девушке спинку помыть!
От такой перспективы он окончательно сомлел. Однако пока послушно нагнулся за кувшином. Я приготовил свою доску, и когда он начал разгибаться, изо всех сил ударил его по затылку.
Крепкий череп здоровяка откликнулся глухим звуком, он сам подался вперед и упал к ногам взвизгнувшей красавицы. Вслед за тем кувшин стукнулся об пол и раскололся на части.
— Лизонька! — только и смогла воскликнуть Юля, отскакивая от растекающейся по полу лужи.
— Быстро одевайся, — приказал я, чтобы не оказаться в положении стражника.
Сам же бросился к поверженному мужику и схватил его за намокший рукав. Тело было таким тяжелым, что я с трудом выволок его на середину комнаты. Убивать добродушного разбойника у меня не было никакого желания, но и оставлять его просто так у себя в тылу было нельзя.
— А что мы с ним будем делать? — спросила Юлия, торопливо одеваясь.
— Нужно его связать, — рассеяно ответил я, шаря глазами по комнате и не представляя, какие путы годятся для такого амбала. Однако, как большей частью бывает в критических случаях, решение оказалось на поверхности.
Наш сторож обут был не в сапоги, а в поршни — примитивную обувь из сыромятной бычьей кожи с войлочным верхом, привязанную к голени ремешкам, поворозами. Ремешки были длинными и крепкими, их длины вполне хватило связать ему руки и ноги. Порвать тонкие сыромятные, врезающиеся в тело ремни, было невозможно, но чем черт не шутит, и для гарантии, я еще притянул его же холщовыми онучами руки к ногам.
Оглушенный сторож лежал ничком на полу и пока не шевелился, хотя пульс у него отчетливо прослушивался.
— Держи доску, — сказал я Юлии, — и если увидишь, что он сможет освободиться, бей его концом вот сюда, — показал я на основание черепа.
— Я боюсь с ним оставаться, возьми меня с собой, — умоляющим голосом попросила она
— Нельзя. Там, — я кивнул на дверь, — будет еще страшнее.
— А если ты не вернешься?
— Вернусь, куда я денусь, — пообещал я. — Тем более что у меня теперь есть пистолет!
Вид оружия ее немного успокоил. Вручив Юле доску, я обыскал карманы армяка сторожа и реквизировал рожок с порохом, мешочек с несколькими свинцовыми пулями и длинный нож со сточенным узким лезвием.
— Все, я пошел, — сказал я, сбрасывая проклятые туфли на высоком каблуке и засовывая концы подола за пояс платья.
— Какой ты смешной, — не удержалась от легкомысленного замечания девушка. — Ты не боишься, что про тебя плохо подумают?!
— Нет, не боюсь, — ответил я, выходя на маленькую площадку, на которой оканчивалась лестница.
Внизу было тихо, и я, приготовив пистолет, осторожно начал спускаться. Лестница была крутая, почти вертикальная, и идти вниз, нащупывая ногой ступени, было неудобно. Я боялся, что поскользнусь и загремлю вниз. Когда нас вели в башенку, то я заметил где-то на середине пути почти незаметную дверку в стене и теперь пытался ее разглядеть в полумраке. Я не знал, куда она выходит, но было понятно, что не в сени, где начались наши злоключения.
В прошлый раз здесь на лестнице было гораздо светлее, возможно оттого, что была открыта дверь внизу. Спустившись ступеней на пятнадцать, я начал обшаривать стены, чтобы не прозевать заинтересовавшую меня дверку. Однако пока руки нащупывали только грубо оструганную шершавую стену.