– Пока это только предчувствия, – сказал доктор Уэрр. – Но они основаны на фактах. – На одном бревне, – сказал Торстен.
– Иногда одна лишняя вещь на столе говорит обо всём.
– Н-да… – протянул Торстен.
За всё время практики он был в настоящей переделке всего один раз. Когда они спасались из нижних отсеков «Калинки» у Бетельгейзе, а их «птица» сгорела от метеорита на подлёте к луне Мирингиленны. Бревно, действительно… Но это могла быть и случайность. Может, жиды вымерли от болезни?
Бывает же такое.
– Доктор, а у жидов врачи есть? – спросил он.
На политзанятиях эта тема охватывалась слабо. У них же ведь нет боевого флота. А наземная оборона – на самообеспечении. Но зато их и не сразу найдёшь. Правда, бывают рядом и посты Федерации. А вот уж в этом недостатка не было. Все уши прожужжали. И плакаты скандийца, со зверской мордой занёсшего кирзовый сапог над лицом упавшей на колено девушки с луком. «Вперёд, за Белльгару!»
В рубке было опять темно. Точнее, светили яркие звёзды и туманности. Так было привычнее смотреть в открытую ночь впереди.
– А кто их знает, – сказал Уэрр.
Торстен удивился.
– А разве… – сказал он.
– Я не специалист по жидам, Торстен, – немного устало сказал доктор. – Но полагаю, что и им не чуждо нечто человеческое. А вот об уровне не скажу. Думаю, что невысокий.
– Может, они вымерли? – сказал Торстен.
– Исключено. У них полная совместимость с расами неандертальского типа. Но это вопрос скорее богословский. Ты ещё не проходил. Поэтому они их и используют.
– А мы? – сказал Торстен.
– А мы не можем.
Уэрр посмотрел немного иронически на бледное от серебристого света лицо молодого солдата. Хотя он был тоже врачом. Но разница была скорее в цвете гимнастёрки.
Белом.
– Ты ещё долго будешь? – спросил он.
– Нет, – сказал Торстен.
– А я посижу. Потом меня сменишь, часа в три.
– Ладно, – сказал Торстен, не очень удивившись.
Где-то слышался совсем тихий вой.
Зайдя в каюту, Торстен умылся в ванной кабинке, посмотрел на свою физиономию и лёг спать. После ночного разговора с Крисом Уэрр поместил его в запасной каюте на общем этаже. Через минуту Уэрр разбудил его тонким зуммером с экрана. Торстен вскочил и сел на жёсткой кровати флотского образца. Он спал сверху одеяла, не раздеваясь.
– Пора, Торстен, – сказал Уэрр.
– Что? – спросил он, ещё не проснувшись, и вдруг увидел, что зелёные стрелки над дверью показывают три пятнадцать.
– Сейчас, – сказал он.
Овальный портрет доктора на экране исчез, и за окном были по-прежнему лишь тёмные безлесые холмы. Юноша заметил, что трактор движется немного вверх.
«Сейчас как ухнет», – подумал он просто так.
Трактор не мог ни провалиться, ни перевернуться. Когда он поднялся по узкому трапу на жилой этаж, трактор начал катиться вниз. Склон был довольно крутой.
– Заходи, заходи, – бодро проговорил доктор Уэрр, когда увидел не успевшего умыться и причесаться Торстена.
В рубке горел свет, и синие глаза доктора были такими же яркими, как вчера утром. Он был свежим и бодрым, как огурчик.
– Как спал? – спросил он.
– Не заметил, – сказал Торстен. – Я думал, вы сразу меня разбудили.
– Кхм… поздравляю, – сказал Уэрр, поглядев на него с весёлым интересом, и вдруг хлопнул его по плечу. – Принимайте дежурство, товарищ.
– Что нового? – спросил Торстен, расположившись в своём облюбованном кресле.
– Пока ничего, – сообщил доктор. – Кроме стада телеоцерасов. Вы слышали шум? – Впрочем, вряд ли, – добавил он.
– Это такие, вроде носорогов?
– Угу, – сказал Уэрр. – Ну я пойду.
– Спокойной ночи, – сказал Торстен.
Он убрал свет и развернулся лицом к экрану. В глубоком гнезде на пульте сиротливо стоял пустой бокал. Торстен подумал про Киру.
Кухню заливал яркий солнечный свет. Она была точно такая же, как на тракторе Криса, только отделана светлым деревом. На широких лакированных досках играло солнце.
– Очень остроумно, – сказала Кира, увидев стебелёк с белым соцветием в своём стакане и поставила обжигающий чайник на стол.
Доктор Уэрр предпочитал наливать кипяток из чайника, если уж не было самовара. Она вынула цветок из тонкого стакана в мельхиоровом подстаканнике и понюхала.
– Как медуница, – сказала она и села напротив них.
Было семь тридцать утра.
Подъём был в шесть тридцать, по солнцу. Кира пришла чуть раньше, чтоб приготовить овсянку с молоком. Тем более, что Уэрр освободил её от зарядки. Он почему-то считал, что зарядка нужна только мужчинам. И это тоже было одной из причин его прохладных отношений с Карелиным. Стебелёк с цветком был из биоанализатора внизу. Торстен запрограммировал его ещё вчера после обеда.
На забор пробы.
– Ну-с, посмотрим, – сказал Уэрр, с удовольствием отхлёбывая горячий чай с коньяком.
Кира конечно не забыла вытащить его из буфета с резным как хрусталь окошком. Она перекрестилась и положила себе каши. У неё за спиной из широкого обзора слышался сплошной мягкий треск и хруст. Трактор качало, как на волнах, и приходилось рисковать, отпивая обжигающий чай. Все тарелки и стаканы были примагничены к столу и болтались вместе с ним. А также и плоская бутылка коньяка из зелёного матового стекла. Возле фарфоровой миски Торстена уже расплескалась лужица чая и с каждым наклоном подходила всё ближе к краю стола.
– Что ж ты? – покачала головой Кира и вытянула салфетку из зажима под столешником.
Внутри каждого предмета на кухне был магнит на случай сильной качки.
Трактор ехал по хвойному лесу высотой пятнадцать-семнадцать метров. Даже отсюда было видно мягкую, мясистую и длинную хвою, с шишечками как у кипарисовых. Торстен с интересом смотрел, как макушки деревьев впереди трясутся и качаются, словно от ветра. Лиственницы были корявые и разлапистые. Уэрр поднял обзор до верхнего уровня, так что они видели в основном подминаемые и уходящие вниз кроны и стволы с красноватой корой, а за ними серое облачное небо.
Скорость была совсем небольшая, километров пятнадцать в час. Почти сплошной массив леса тянулся на карте от безымянных снежных гор на севере прото-Монголии, обтекая большое внутреннее море и далее до самого Северного океана. Трактор пересекал его в самом удобном месте.
Карта была в верхнем углу обзора справа. А в середине внизу появились и медленно пошли белые буквы отчёта анализатора.
– Надо меньше наливать, – сказала Кира, вытерев лужицу крепкого чая.
– Так-так, – промолвил доктор, с удовольствием вдыхая воздух хвойного леса.
У него вообще было хорошее настроение.
– Три недели назад, – сказал Торстен. – Ровер.
– Сейчас посмотрим, – сказал доктор, нажав на пару клавиш. – Да, ты прав… – пробормотал он через несколько секунд.
– А размеры-то, – сказал Торстен.
– Ты забываешь о карликах, – заметил доктор.
– Ну, если специфики нет…
– Всякое бывает, – сказал доктор.
– Будем Крису передавать? – спросил Торстен.
– Нет, – качнул головой доктор.
Вездеход двигался, словно прокладывая перед собой дорогу во глубине зелёных волн, которые расступались с двух сторон. По веткам падающих деревьев иногда пробегали красные сумчатые белки и другая живность.
– Смотри, Кира, – воскликнул молодой парень, двинув её тарелку.
Девушка оглянулась. В поваленных ветках и стволах запутался гигантский бурый мегатериум с толстым мохнатым хвостом как у кенгуру и клыкастой медвежьей мордой. Обречённый зверь отчаянно изворачивался.
– Ешь лучше кашу, – сказала она.
– Ага, – сказал он и подложил себе масла в середину глубокой фарфоровой миски.
Молочная овсянка дымилась, и масло таяло довольно быстро, образуя желтоватое озерцо посреди белой каши. Торстен посмотрел на него и принялся есть.