- Да, но есть минуты, когда вы не владеете собой. Так, в прошлый вечер, в Михайловском театре...
Наша беседа продолжается в таком тоне доверчиво и свободно; впрочем, каждый из нас остается при своем мнении.
В бурный вчерашний день правительство, несомненно, одержало верх над Советом. Мне подтверждают, что царскосельский гарнизон грозил двинуться на Петроград.
Пополудни манифестации снова начинаются.
В то время, как я около пяти часов пью чай у г-жи П., на Мойке, мы слышим большой шум со стороны Невского, затем треск выстрелов. У Казанского собора бой.
Возвращаясь в посольство, я встречаю вооруженные толпы, завывающие: "Да здравствует Интернационал! Долой Милюкова! Долой войну".
Кровавые столкновения продолжаются вечером.
Но, как и вчера, Совет пугается. Он боится, что Ленин его превзойдет и заменит. Он боится также, как бы не двинулись царскосельские войска; он поэтому поспешно расклеивает призыв к спокойствию и порядку "чтобы спасти Революцию от угрожающего ей потрясения".
В полночь спокойствие восстановлено.
Суббота, 5 мая.
Город опять принял обычный вид.
Но, судя по вызывающему тону крайних газет, победа правительства непрочна; дни Милюкова, Гучкова, князя Львова сочтены.
Воскресенье, 6 мая.
Беседа с крупным металлургистом и финансистом Путиловым; мы обмениваемся мрачными прогнозами на счет неизбежных последствий настоящих событий.
- Русская революция, - говорю я, - может быть только разрушительной и опустошительной, потому что первое усилие всякой революции направлено на то, чтобы освободить народные инстинкты; инстинкты русского народа по существу анархичны... Никогда я не понимал так хорошо пожелания Пушкина, которое внушила ему авантюра Пугачева: "Да избавит нас бог от того, чтобы мы снова увидели русскую революцию, дикую и бессмысленную".
- Вы знаете мой взгляд на это. Я полагаю, что Россия вступила в очень длительный период беспорядка, нищеты и разложения.
- Вы, однако, не сомневаетесь, что Россия, в конце концов, опомнится и оправится?
Серьезно помолчав, он продолжает с странно сверкающим взглядом:
- Господин посол, я отвечу на ваш вопрос персидской притчей... Была некогда на равнинах Хороссана великая засуха, от которой жестоко страдал скот. Пастух, видя, как чахнут его овцы, отправился к известному колдуну и сказал ему: "Ты такой искусный и могущественный, не мог ли бы ты заставить траву снова вырасти на моих полях?" - "О, ничего нет проще!- отвечал тот. - Это будет тебе стоить лишь два тумана". Сделка сейчас же была заключена. И волшебник тотчас приступил к заклинаниям. Но ни на завтра, ни в следующие дни не видно ни маленького облачка на небе; земля все больше высыхала; овцы продолжают худеть и падать. В ужасе пастух возвращается опять к колдуну, который расточает ему успокоительные слова и советы на счет терпения. Тем не менее, засуха упорно держится; земля становится совершенно бесплодной. Тут пастух в отчаянии опять бежит к колдуну и со страхом спрашивает его: "Ты уверен, что заставил траву вырасти на моих полях?" - "Совершенно уверен; я сто раз делал вещи гораздо более трудные. Итак, я тебе гарантирую, что твои луга снова зазеленеют... Но я не могу тебе гарантировать, что до тех пор не погибнут все твои овцы".
Понедельник, 7 мая.
На мою телеграмму от 3 мая Рибо отвечает просьбой, чтобы Альбер Тома и я изложили ему наши мнения.
- Формулируйте ваши тезисы, - говорит мне Альберт Тома, - а затем я формулирую свои, и пошлем их в таком виде правительству.
Вот мой тезис:
"1. Анархия распространяется по всей России и надолго парализует ее. Ссора между Временным Правительством и Советом уже самой своей продолжительностью создает их обоюдное бессилие. Отвращение к войне, отказ от всех национальных стремлений, исключительное внимание к внутренним вопросам все яснее обозначаются в общественном мнении. Такие города, как Москва, которые вчера еще были центром патриотизма, заражены. Революционная демократия оказывается неспособной восстановить порядок в стране и организовать ее для борьбы.
2. Должны ли мы открыть России новый кредит доверия, предоставить ей новые сроки? - Нет, ибо при самых благоприятных условиях она не в состоянии будет вполне ликвидировать свой союзный долг раньше многих месяцев.
3. Рано или поздно, более или менее полный паралич русского усилия заставит нас изменить решения, к которым мы пришли, по восточным вопросам. Чем раньше, тем лучше, ибо всякое продолжение войны грозит Франции ужасными жертвами, которые Россия давно уже больше не компенсирует в своей стране.