Первым шагом к водворению крепостного права или к управлению вольных сельских жителей с невольными был, как мы видели, земский привилей 1457 года, по которому Казимир IV запрещает перезывать поселенцев с частных имений на великокняжие и обратно. Хотя это запрещение относилось собственно к разряду людей тяглых и давних поселенцев, однако уже по недостатку строгого разграничения подобных разрядов, силою вещей, шляхта мало-помалу распространяла такое запрещение и на другие классы сельского населения. Вторым, еще более действительным средством закрепощения послужило усилившееся право владельческого суда. В этом отношении важное значение имеет та же жалованная литовско-русскому дворянству грамота 1457 года, по которой вместо требования на суд правительственных урядников посредством присылки децкого дается владельцу право самому представлять виновного крестьянина к правительственному суду. По судебнику того же Казимира IV, изданному в 1468 г., владелец получает уже не одно право представлять виновного на суд, но постановлять самый приговор и брать пеню в свою пользу. А к концу XV и началу XVI века великокняжеские привилеи устанавливают право суда как неотъемлемую принадлежность землевладения. За великокняжими урядниками остается только суд по важнейшим уголовным преступлениям. Древний общинный суд, производившийся на крестьянских сходах или копах, хотя и сохранился до позднейшего времени, но уже в виде не самостоятельного судебного органа, а только для участия в предварительном розыске (доводе) по отношению к обвиняемым.
Тяжесть крестьянских податей и повинностей была весьма разнообразна, смотря по местностям и другим условиям. Обыкновенно она соразмерялась с количеством земли, скота и рабочих рук. Полное крестьянское хозяйство носило название или службы, или дворища. Размеры этих участков хотя были неодинаковы, но вообще значительны; так, к дворищу иногда причислялось около 60 десятин пахотной земли и 20 десятин сенокосной; на таком участке помещалось по два и более отдельных хозяйств, или дымов. Но с увеличением населения и раздачею государственных земель шляхте, уменьшались постепенно и размеры крестьянских участков. А в XV веке в Западную Русь начала переходить из Польши так называемая «волочная система», заимствованная поляками у немцев. По этой системе лучшая часть земли выделялась для устройства фольварка, или помещичьей фермы, а остальная земля делилась на волоки, заключавшие в себе около 19 десятин. На одной волоке помещик водворял отдельное крестьянское хозяйство, причем волока подразделялась на три поля, по 11 моргов в каждом (морг — почти 1400 кв. сажен), и крестьянин селился на среднем поле. Впоследствии уже на одной волоке стали селить по нескольку семей или хозяйств. Прежде всего волочная система появилась в ближайших к Польше землях Бельской и Дрогичинской, где упоминается еще во времена Витовта. Отсюда она распространилась по Северо-западной Руси, то есть в Белоруссии и Полесье. Вследствие этой системы там рано разрушилось общинное крестьянское землевладение и образовалась чрезвычайная дробность поселений, так что село состояло иногда из двух или трех дворов. В Юго-западной Руси волочная система встречается только к концу XVI века, ибо там было более свободных земель, и притом население относилось к ней очень враждебно. Особенно в Подолии и степной Украине, подверженных татарским набегам, было много безлюдных пространств, которые помещики старались заселить и потому привлекали поселенцев разными льготами. Поэтому крестьянство там пользовалось большею свободою, чем в Северо-западной Руси, и долее сохраняло старый общинный быт.
Относительно распорядка волочной системы и соединенных с нею крестьянских повинностей в числе других документов имеем любопытную инструкцию Сигизмунда II Августа, выданную в 1557 году, озаглавленную «Устав на волоки господаря его милости у во всем великом князстве Литовском». В этом уставе различаются главным образом участки служебные и тяглые. Первые давались людям, обязанным военною службою или другими служебными повинностями; так путные бояре отправляли подводную повинность, развозили письма и посылки королевских урядников (тогда еще не было постоянной почты); они получали в надел по две волоки земли, свободные от других повинностей. Такой же надел имели господарские бортники, конюхи, стрельцы (обязанные являться на войну и на королевскую охоту), осочники (полесовщики, оберегавшие пущи и также участвовавшие в господарской охоте). Сельские войты, или старосты, имевшие обыкновенно под своим ведением около ста крестьянских волок, получали одну волоку, свободную от податей; такую же волоку получали и сельские лавники, исполнявшие обязанности вижей или судебных приставов. Между тем тяглые крестьяне отбывали за свою волоку барщину (то есть обрабатывали фольварочные или господские земли) и платили чинш. Число рабочих дней, определенных для этой барщины, простиралось от 108 до 128, а количество оброка или чинша, взимаемое деньгами, овсом, сеном, курами, яйцами и пр., соразмерялось с количеством и качеством земли, подразделявшейся на три разряда, то есть хорошей, средней и худшей: последний разряд составляла почва песчаная и болотистая. Переложенная на деньги сумма этого оброка простиралась приблизительно от 14 до 55 грошей (на наши деньги от 1 1/2 до 6 рублей). Обыкновенно войт по воскресным дням объявлял крестьянам, на какой день назначена работа и какая именно. Работать должны были от восхода до заката солнца, летом с тремя перерывами для еды и отдыха. Крестьянин, не явившийся на работу и не представивший войту уважительной для того причины, в первый раз платил штраф один грош, во второй целого барана, а в третий раз подвергался наказанию «бичем на лавце». Дани и оброки взимались осенью между днями св. Михаила и св. Мартина, то есть 29 сентября и И ноября. Неисправный по лености плательщик подвергался заключению; неисправный по причине болезни, пожара или другого бедствия получал облегчение или полное прощение. Рабочий скот запрещалось отбирать у крестьянина во всяком случае. Следовательно, положение казенных крестьян, судя по этому уставу, было бы не особенно тяжелое, если бы устав исполнялся добросовестно великокняжескими или королевскими урядниками, что в действительности, конечно, встречалось очень редко.