Выбрать главу

[5] Люнет — насыпное земляное укрепление, аналогичное редану, но с дополнительными фланговыми фасами

Глава 14. Перед битвой

«Ты, двуногий, что себе позволяешь?! Ты кто вообще такой, чтобы так со мной?!!» — читалось в огромных зеленых глазищах здоровенного мохнатого кота народной серо-полосатой расцветки, которого я согнал с лавки. Ну как согнал — вообще-то, я его аккуратно подвинул, чтобы сесть самому, но кот посчитал такое обращение с собой недопустимо непочтительным и место, на которое я его определил, с явным недовольством покинул, спрыгнув на пол. Отойдя чуть подальше, он выразительно на меня поглядел (как именно — смотри выше) и огласил горницу громким возмущенным мявом, заставившим других котов и кошек, коих в избе оказалось неожиданно много, сорваться с насиженных мест и искать себе укрытия. Ого, а зверь тут в авторитете! А я, понимаешь, урон наношу его престижу…

— Цыц, Васька, язвить твою! — прикрикнул на кота хозяин дома — низенький жилистый дедок с белоснежной бородой, которого все здесь звали Кошкиным Дедом. — Чего разорался-то? Его благородие к тебе по-доброму, подвинул, да не согнал, а ты, ишь, обиделся, скотинка грешная!

Как ни странно, укор подействовал. Котяра заткнулся, внимательно меня оглядел, и одним прыжком снова оказался на лавке, как раз на том самом месте, куда я его не так давно передвинул, тут же усевшись в позу кошки-копилки. Даже погладить себя разрешил, пусть и помотал туда-сюда хвостом — ругался, не иначе.

— Так-то он у меня с пониманием, — вступился Кошкин Дед за своего подопечного. — Я, вон, как соседских котеек к себе забрал, Васька их и не гоняет вовсе, а раньше-то, бывало, драл, только шерсть клочьями летела.

— А забрал почему? — да, когда-то я стеснялся тыкать губному приставу Шаболдину, а сейчас легко и непринужденно говорю на ты с этим благообразным старцем, да еще имеющим власть над таким серьезным зверюгой. Впрочем, Шаболдин на государевой службе состоит и тогда состоял, а Кошкин Дед — простой мещанин.

— Так ить уехали-то соседи многие, от войны подальше, — пояснил дед. — А котеек да собачек оставили. Собачек-то соседи, кто остались, прикармливают, с собачками-то оно спокойнее, а котеек я вот к себе пристроил. Они же, котейки-то, ежели зимой голодовать будут, померзнут да перемрут. Жалко же тварей Божьих. Да и мышки у меня озоровать не станут теперича, с такими-то жильцами.

— И тебя за это Кошкиным Дедом зовут? — спросил я.

— А я Кошкин и есть, — с достоинством ответил дедок. — Архип Петров Кошкин, Восьмого артиллерийского полку бомбардир. Отставной уж тридцать годков как, — со вздохом добавил он.

— Ваше благородие! — в нашу с Кошкиным Дедом беседу вклинился Бирюков, молодой сообразительный парень, взятый капитаном Паличем себе в вестовые. — Его благородие господин капитан к себе зовут. Говорят, срочно, прямо сей же час!

Изба, где квартировал капитан Палич, оказалась, однако, лишь промежуточным пунктом в моем маршруте. Нам с ротным командиром пришлось погрузиться в сани и отправиться к полковнику Ломакину, командиру Староладожского пехотного полка, приказ о придании которому нашей роты капитан уже получил. Название полка показалось мне знакомым, но я далеко не сразу вспомнил, что именно по этому полку числился старшина Буткевич. Надо же, не так много времени и прошло, а я уже с трудом припоминаю эти дела…

Но и у полковника Ломакина мы надолго не задержались, отправившись с ним и офицерами полкового штаба смотреть позицию, на которой нам предстояло сражаться. Согласно планам командования, полк в авангарде Четвертой пехотной дивизии размещался в небольшом лесочке на левом фланге позиции армии, остальные три полка дивизии и еще дружина ополчения должны были встать за леском. Задачей дивизии было не допустить обхода противником фланга армии как через сам лесок, так и через сравнительно неширокую ровную местность между ним и крайними левофланговыми укреплениями наших войск. В последнем случае дивизии надлежало ударить во фланг обходящим шведам, одновременно не давая легким войскам противника просочиться через лесок. То есть мы в данном случае оказывались крайними, причем в буквальном смысле — левее нас позиция армии круто обрывалась к реке, лед на которой саперы должны были взорвать в начале сражения. Впрочем, и наличие льда шведам не сильно бы помогло, потому что карабкаться по крутому обрыву им бы пришлось долго, упорно и безуспешно, а обход по льду завел бы их слишком далеко, прежде чем они могли выбраться на наш берег и ударить в тыл левого фланга армии.