Выступили мы еще затемно, поэтому к небольшому редуту, построенному шведами для контроля над дорогой, подошли в предрассветных сумерках. Про редут этот наши знали от пленных, так что при планировании поиска его наличие учли. Казаки взяли небольшой гарнизон в ножи, несколько прозвучавших-таки ружейных выстрелов понервничать нас, конечно же, заставили, но особых последствий не имели. Оставив в редуте полуроту капитана Туганбекова, мы двинулись дальше, имея в авангарде казачий полк без одной сотни, а драгунский полк, наша рота и обе пушки двигались за казаками на некотором удалении. Такое построение себя оправдало — когда нам навстречу вышла шведская кавалерия, казаки связали ее боем, драгуны охватили с флангов, мы с артиллеристами тоже внесли свои пять копеек, и шведы экстренно отошли. Бежали, говоря проще. Справедливости ради стоит сказать, что было их меньше — шесть эскадронов без артиллерии против четырех наших эскадронов, трех сотен казаков, стрелковой полуроты да двух орудий. Видимо, сигнал о нашем появлении на дороге до шведского командования дошел, а вот с численностью проникшего на занятую ими территорию противника шведы обсчитались.
На плечах бегущего неприятеля мы ворвались в деревню, названия коей я не запомнил, где у шведов, судя по обилию обозных саней и повозок, располагалась база снабжения, и от всей души там порезвились. Правда, шведские обозники оказались ребятами не робкого десятка и почти успели организовать сопротивление, но пушки и меткий штуцерный огонь быстро свели их усилия на нет. Шестерых сержантов и троих офицеров мы забрали в плен, прихватили с десяток саней с разным имуществом, и перед уходом зажгли деревню, благо, жители ее покинули еще, похоже, перед приходом шведов.
И вот тут у нас начались сложности, не сказать бы грубее. Беглые шведские кавалеристы вернулись да не одни. На этот раз и численный перевес был на их стороне, и пушки взять с собой они догадались, и даже финских стрелков на санях привезли. То есть экстренно отходить пришлось уже нам, что мы и исполнили, устроив за собой на дороге завал из саней, которые мы еще и подожгли. Нет, разумеется, этот завал можно было обойти по полю, и шведы такой возможности не упустили, но глубокий снег заставил их лошадей двигаться медленнее, так что мы успели оторваться, на полном ходу убегая к занятому полуротой Туганбекова редуту. Едва моя полурота и артиллеристы втянулись в редут, а казаки и драгуны с трофеями наладились в сторону наших войск, как шведы попытались атаковать.
Первую атаку мы отбили без особого труда — дружный залп полуроты Туганбекова и частый огонь моей полуроты выбили многих финских стрелков и спешенных шведских кавалеристов, но шведы на этом не угомонились.
Пригнав несколько саней, шведы соорудили из них нечто вроде баррикады, за которой поставили свои четыре пушки. Мы тут же открыли огонь из штуцеров, но успеха нам это не принесло — прикрылись шведы неплохо.
Подпоручик Тимохин, командир наших артиллеристов, попросил капитана Палича дать в помощь ополченцев, чтобы переместить стоявшие на редуте шведские пушки, а то их расположение позволяло вести огонь в сторону наших противников всего одним орудием. Ну да, не для обороны от атаки с тыла строили шведы редут… Помощь Тимохин, естественно, получил, и вскоре уже пять пушек — две наших и три шведских — могли встретить неприятеля, но шведы успели раньше.
Бомба [1] завертелась, мерзко шипя и разбрасывая вокруг себя искры, не долетев аршина [2] полтора до редута. Ополченцы успели пригнуться за бруствер, прежде чем она взорвалась. Вторая зарылась в нижнюю часть насыпи, и пусть ее разрыв никого не задел, но часть земляной насыпи она разрушила. Капитан Палич совершенно по-мужицки выругался — незамысловато и до невозможности грубо.
Разом пальнули две трофейных пушки. Одно ядро прошло мимо, другое лишь зацепило укрытие шведских орудий с самого края.
Две бомбы упали почти одновременно — одна внутрь редута, вторая за него.
Третья трофейная пушка достала-таки противника — одни из саней разлетелись в куски, стоявшая за ними пушка лишилась левого колеса и завалилась набок. Наши пушки, легкие и маленькие, пока молчали — не добивали, должно быть, до шведских орудий.