Впрочем, вопрос о моих умственных способностях я, сами понимаете, озвучивать не стал, а вот насчет бумаг, которые должны вроде бы совсем не здесь храниться, поинтересовался. Седой и сухой (не иначе, прямо на службе и высох) старший дьяк, надзиравший за архивом, мельком глянул на листы, вызвавшие у меня интерес, и пояснил:
— Так, ваше благородие, порядок такой. Со всех бумаг, что касаемы приема в службу, при переходе служивого человека в другое ведомство делают списки [2] и хранят их по месту приема. Тут и пометки стоят, что это списки, вот, извольте, — с этими словами он ткнул пальцем в угол лежавшего первым листа, где и красовалась украшенная завитушками в начале и конце надпись «списокъ». Да, это я, конечно, сглупил. Читал-то я внимательно, а главного и не заметил… Хорошо хоть, старший дьяк тактично опустил глаза, всем своим видом показывая, что не хотел меня поддеть и не будет о моей оплошности распространяться. Умеют вот так без слов все объяснить люди пожилые, умеют…
Зато майору Лахвостеву я о промахе военных, не обративших внимания на родство принимаемого на службу Буткевича с ходатайствовавшим о его принятии капитаном Бразовским, доложил. Ох, и смачно же Семен Андреевич выругался! До невозможности грубо, но именно что смачно. Не знаю уж, как там ругался тот же Бразовский, но мой начальник показал свои таланты с неизвестной мне раньше стороны.
— Вот, значит, как?! Бразовский за его перевод просил, и никто даже не поинтересовался и не проверил, с чего бы вдруг? Хорошо, что откопали это, Алексей Филиппович, очень хорошо! Уж я найду, кому там этой гадостью под хвостом намазать, а то что-то они там совсем мышей не ловят! — майор добавил еще пару непечатных оборотов.
— Мне бы, Семен Андреевич, к послужной ведомости Буткевича доступ получить, — выложил я свою просьбу. — Без нее трудновато придется…
— Получите, Алексей Филиппович, обязательно получите, — заверил меня Лахвостев. — Завтра же, в самом крайнем случае послезавтра вам ее с нарочным прямо в Крестовую управу и доставят. Я их заставлю службу справлять как оно положено!
Назавтра с утра мы вышли с квартиры вместе. Я, проявив некоторую вольность со служебной коляской, велел возничему сначала ехать в ставку городового войска, где и вышел майор Лахвостев, и лишь затем мы двинули в Крестовую губную управу. Даже не хочу предполагать, что в ставке устроил Семен Андреевич, но к обеду объемистый пакет с послужной ведомостью Буткевича уже лежал на столе в моем кбинете. Вот это я понимаю, скорость решения вопроса!
[1] В реальной истории — обычная практика учебных заведений в России
[2] Копии
Глава 23. Я начинаю соображать
— Ну, здравствуй, Хабибуллин, — весело поприветствовал я хозяина мастерской.
— И вашему благородию здравствовать желаю, — а вот у хозяина я веселья не заметил… Он что-то сказал на непонятном мне языке, по-татарски, должно быть, мальчонке лет двенадцати и тот шустро умотал куда-то в едва заметную за кучей всякого хлама боковую дверь. — Аллах будь к вам милостив, что привело вас к бедному Яшке?
Что привело, что привело… Наткнулся я, изучая служебную жизнь скромного урядника губной стражи Буткевича, на одну интересную историю, и возникли у меня кое-какие вопросы. Собственно, за ответом на один из них я к Яшке-татарину и заглянул.
За неполный месяц, что я сидел в Крестовой губной управе, я составил довольно подробное расписание служебной деятельности Буткевича начиная со дня, когда маньяк убил купца Пригожева, и вплоть до перевода урядника из губной стражи в армию. По дням, во всяком случае, пропусков не было — на каждый день почти за год у меня было записано, что в тот день делал Буткевич по службе или же день был у него выходным. Более того, примерно по половине дней служебные действия Буткевича я сумел расписать еще и по часам. Разумеется, для написания этого титанического труда мне приходилось не только просиживать штаны в кабинете. Нет, я проводил немало времени на ногах, обходя территорию, за порядок на которой отвечала управа, я шерстил архивные полки, я беседовал с губными стражниками, как в самой управе, так и на местах, где они несли свою службу. Сидеть, конечно, тоже приходилось, изучая все то, что попало на бумагу. Вот так и попался мне прелюбопытнейший эпизод службы Буткевича в губной страже.
Девятого августа двадцать первого года в половине восьмого пополуночи Буткевич за какой-то надобностью зашел в трактир Подшивалова — заведение, как я понял, довольно низкого пошиба, однако же по меркам Барандина околотка, где у Буткевича был дом, чуть ли не шикарное. Сам Буткевич потом говорил, что ему показались подозрительными трое зашедших в трактир людишек, вот и захотел посмотреть, что там к чему. Подозрения, как тут же выяснилось, были вовсе не беспочвенными. Во-первых, людишки те прямо в трактире на Буткевича и напали — да, прилюдно на губного стражника в форме, чего простая уголовная шушера себе не позволяет. Во-вторых, они-то оказались не простой шушерой, а шайкой некоего Николки Рюхина. И, в-третьих, их тогда старательно, но до того дня безуспешно искали, подозревая, что именно они дерзко ограбили дом известного в городе заводчика Полуднева, унеся в числе прочей добычи драгоценности его супруги. Буткевич, однако, оказался уголовникам не по зубам — самого Рюхина, а также кинувшегося в схватку на стороне воров трактирщика он застрелил из двуствольного пистолета, еще одного зарубил тесаком, да одного тем же тесаком изрядно поранил. Долго этот раненый не прожил, однако перед смертью успел признаться подоспевшим губным, что да, это они ограбили Полуднева, а к Подшивалову пришли на встречу со скупщиком, собиравшимся купить у них бриллиантовое колье, самую дорогую часть их добычи. Увидев входящего в трактир губного стражника, воры решили, что это за ними и накинулись на него. Буткевич тогда получил премию в двадцать пять рублей серебром, похвальную запись в послужной ведомости и заслужил в губной управе репутацию человека решительного и бесстрашного. Ну, это понятно — с точки зрения губных никак иначе эта история выглядеть не могла. А вот у меня, как я уже сказал, появились вопросы.