III.
В этих видах Меньшиков настоял на том, чтобы Екатерина составила духовное завещание, по которому Петр объявлялся наследником русского престола, причем до его совершеннолетия делами государства должен был управлять Тайный Верховный Совет; в случае смерти Петра престол должен был перейти к дочерям Петра Великого, сначала к царевне Анне, а потом Елизавете. Царевнам же и Верховному Совету в этом завещании вменялось в "обязанность" стараться о сочетании браком молодого императора с дочерью князя Меньшикова. И действительно, когда Екатерина I скончалась 6 мая 1727 года, Петр Алексеевич был объявлен императором всероссийским, под именем Петра II. И тут-то Меньшиков дал полную волю своим честолюбивым планам.
Как председатель Верховного Совета, он настоял на следующем указе: так как Петр II провозглашен императором, то в государстве не может быть иной воли, кроме его, императорской, а следовательно, пункт завещания, назначавший регентство (т.е. управление) в лице Верховного Совета, недействителен, и император должен быть объявлен совершеннолетним; но так как всякое его приказание, по законам российской империи, делалось указом, то очевидно, тот, кто мог руководить этими приказаниями, и становился регентом государства. А чтобы получить постоянную возможность руководить этими приказаниями, Меньшиков, как будущий тесть государя, взял его в свой дом, на Васильевском острове.
Таким образом, Меньшиков самостоятельно сделался опекуном малолетнего государя и почти всевластным распорядителем судеб нашего отечества. Конечно, одиннадцатилетний Петр II не мог лично править государством, и все делалось, как то угодно было всесильному опекуну-регенту. К чести Меньшикова нужно сказать, что он, ради корыстных и властолюбивых видов, не оставил в пренебрежении дела образования молодого русского монарха. Как сам Меньшиков, так равно и остальные приближенные понимали, что со времени Петра Великого для правителя великой державы необходимо серьезное образование и всесторонние знания.
В этих-то видах к Петру II и был приближен барон Андрей Иванович Остерман, на коего и возложена обязанность руководить научными знаниями одиннадцатилетнего русского самодержца. И должно отдать справедливость, что для такого трудного и ответственного дела никто другой, лучший, не мог быть найден. Остерман был воистину просвещенный для своего времени, умный и опытный сановник, который, при более счастливых обстоятельствах в жизни молодого государя, был бы в состоянии принести ему неоцененную пользу.
К сожалению, Остерман не мог выполнить своей задачи: время было чрезвычайно смутное, и всякий приближенный ко двору только и думал о себе, о своем личном благе. Первый пример подал Меньшиков, а его примеру последовали и другие. Но во всяком случае, Остерман, как наставник и руководитель научных занятий царя-отрока, оставил по себе добрую память.
Генрих Иоганн Остерман родился в Вестфалии, в семействе пастора Иоганна Остермана, и вырос под неусыпными и разумными попечениями образованных родителей умным, любознательным и прилежным юношей. Он еще в раннем возрасте удивлял всех остроумием, тонкими замечаниями о прочитанных книгах и знакомых людях, а также и обширными познаниями. На пятнадцатом году жизни Остерман поступил в Иенский университет, где со всем пылом любознательной натуры посвятил себя наукам. На несчастье, один печальный случай прервал эти занятия, и молодой студент вынужден был покинуть отечество и переехать на жительство в Голландию. Здесь он поступил на службу секретарем к известному мореходцу Корнклию Крюйсу, который в те дни уже готовился, ко уговору лично знавшего его Петра I, перейти па русскую службу. По прибытии в Россию молодой Остерман прежде всего со свойственным немцам прилежанием занялся изучением русского языка, которым в течение двух лет, благодаря отличным способностям, овладел в совершенстве, научившись не только свободно говорить по-русски, но и писать, что в те времена ценилось особенно высоко. В должности-то секретаря Крюйса и узнал его Петр Великий и сразу признал в нем такого именно подходящего человека, который своим знанием шести европейских языков и своим просвещением мог явиться достойным его сподвижником по преобразованию России.
-- Я беру к себе твоего секретаря, он мне нужен, -- таково было решение Петра, высказанное Крюйсу.
Вслед за тем Остерман был определен в посольство в канцелярию с жалованием по двести рублей в год; здесь трудолюбием, благонравным поведением, исполнительностью воли начальства он вскоре резко выдвинулся по службе и приобрел всеобщую любовь и уважение. Его стали принимать в богатые дома вельмож и делать участником излюбленных Петром ассамблей. На одной из таких ассамблей у князя Меньшикова вдовствующая государыня Прасковья Феодоровна, супруга покойного брата Петра, Иоанна Алексеевича, разговорилась со скромным молодым немцем.
-- А как, батюшка, ваше имя? -- спросила она.
-- Генрих, ваше величество, -- был почтительный ответ.
-- Родителя вашего как звали?
-- Иоанном.
-- Так вам следует называться Андреем Ивановичем, -- было простодушное решение царицы Прасковьи.
Такое решение царицы было немедленно сообщено Петру, который, от души посмеявшись переименованию своего чиновника из Генриха в Андрея, усвоил себе, однако, это переименование. Таким образом, и Остерман стал Андреем Ивановичем, и это имя так тесно слилось с его личностью, что и он сам вскоре стал подписываться под всеми правительственными бумагами новым своим именем -- Андрей Остерман.
IV.
Государственная служба Андрея Ивановича Остермана нашла себе в лице гениального преобразователя России истинного ценителя, почему последний быстро подвигал его по служебной и чиновной лестнице и через десять лет службы произошел в тайные советники и бароны Российской империи.
По заключении выгодного для России Ништадтского договора, в подписании которого Остерман принимал самое деятельное участие, Петр Великий, свидевшись со своим приближенным, особенно благодарил его, обнял, расцеловал и заметил:
-- Все хорошо, Андрей Иванович, ты теперь знатен и богат, но ты в России человек чужой, не имеешь родственных связей. Я хочу посватать тебе невесту.
Остерман, конечно, благодарил царя за попечение о нем, и, действительно, через несколько дней, по желанию Петра и с его благословения, женился на Марфе Ивановне Стрешневой, богатой девушке из дома, состоявшего даже в родстве с царственным родом Романовых.
Мы уже знаем, что при кончине государя Остерман был одним из тех, кто подал свой влиятельный голос за провозглашение Екатерины преемницей Петра. Как бы в благодарность за это новая императрица, по ходатайству Меньшикова, пожаловала Остерману высший чин -- действительного тайного советника, андреевскую звезду, звание вице-канцлера и место главного начальника над почтами. В 1727 г., когда был учрежден Верховный Тайный Совет, Остерман был также назначен в число немногих членов этого высшего государственного учреждения; он же участвовал и в составлении духовного завещания государыни, а после ее кончины был приставлен, в качестве руководителя научных занятий, к молодому Петру II.
Меньшиков держал Петра II под строгой опекой, следил за каждым его шагом и действием, распоряжался всевластно его денежными средствами, его временем и даже намерениями. Самой излюбленной его мечтой, осуществить которую он торопился, было -- как можно скорее женить венценосного ученика на своей дочери. Таким образом, не учение государя, не его развитие, не благо русского народа составляли предмет главной думы всесильного регента, но его брак с дочерью, брак несовершеннолетнего юноши, еще не успевшего окрепнуть физически и умственно. Отсюда становится понятою вся трудность задачи, возложенной на Остермана. Ему предстояло, с одной стороны, приготовить России монарха, способного отправлять сложные обязанности правления, а с другой стороны, приходилось делать постоянные уступки Меньшикову, который своими честолюбивыми замыслами отвлекал царственного отрока от учения. Настаивать же на необходимости усиленных классных занятий и отстранять от государя все то, что могло вредить его учебным успехам, Остерман не смел и не мог. Это было бы равносильно личной гибели, так как честолюбивый Меньшиков никогда и никого не допустил бы до вмешательства в его действия. При таких условиях учебные занятия наставника не могли принести желаемого плода и сводились на нет.