Алексей Михайлович лично не мог, да и не умел правильно руководить упражнениями Петрова полка, устроенного на манер настоящих европейских, преимущественно немецких, полков, почему и поручил заботу о нем обитателю "Немецкой слободы", шотландцу Менезиусу, человеку для своего времени образованному, умному, ловкому и очень много путешествовавшему. Тот же Менезиус немало содействовал и развитию при дворе Алексея Михайловича неизвестного до тех пор театрального искусства, "комедийной хоромины", как тогда говорили; он же состоял в близких отношениях и к царскому другу, Матвееву, любившему иностранцев и все иностранное.
Вот этот-то Менезиус и поставил Петров полк на европейскую ногу и обучил полковника Петра Алексеевича всем тонкостям военного дела, в пределах, конечно, детского разумения. В его школе малолетний полковник впервые почерпнул понятия о долге, о правильных занятиях и обязанностях службы. Являясь с рапортами к отцу-государю, он чувствовал себя не просто царевичем-сыном, но обыкновенным солдатом, несущим все тяготы военной службы. Это уже было большим шагом вперед в деле воспитания царского ребенка, -- шагом, который поставил маленького Петра в совершенно иные условия жизни, нежели в каких были его дед, отец, брат в детском возрасте. Он не распоряжался только другими, капризничал или шалил, но учился слушаться, учился смотреть на себя, как на лицо, служащее своему государю. Петр уже в детском возрасте, не достигнув еще и семи лет, приучился видеть в своих военных играх не простую забаву и развлечение, но дело серьезное, требующее дальнейшего развития и усовершенствования, которым он с годами и отдал себя всецело, переходя от простых военных действий к более сложным и ответственным.
IV.
Первые три с лишним года жизни царевича Петра Алексеевича протекали при обстоятельствах вполне счастливых и благоприятных для его воспитания. Со смертью отца, последовавшей в 1676 г., обстоятельства несколько изменились: со вступлением на прародительский престол, согласно законному порядку, старшего сына Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, красным дням Нарышкиных пришел конец и наиболее влиятельными и близкими людьми при новом дворе являются ближайшие родственники матери юного царя, Милославские. Прямым следствием возвышения последних является ссылка умного Матвеева, имевшего несомненное влияние на воспитание Петра Алексеевича.
С удалением Матвеева и Менезиус прекращает руководить военными играми царевича. Милославские не сочувствовали влиянию иностранцев и подражанию немецким обычаям, склоняясь своими чувствами в сторону русской старины.
Наталья Кирилловна со всем двором, значительно сокращенным противу прежних лет, поселилась в предместье Москвы, в селе Преображенском, одном из самых любимых летних местопребываний покойного ее супруга. Здесь, вдали от царского дворца, ей было покойнее и безопаснее. Во-первых, этим удалением она избавлялась от многих обид и неприятностей, которые ей начали чинить ее падчерицы (по роду Милославских) с энергичной и властолюбивой Софией во главе, а во-вторых, тут, среди сельского приволья Преображенского, на лоне его полей, лугов и дубрав, ненаглядный ее Петруша мог вволю и без всякой опасности для жизни предаваться любимым детским играм и развлечениям, среди которых на первом месте стояли воинские упражнения.
Несмотря на то, что род Нарышкиных находился теперь в некоторой опале, это обстоятельство не имело на первых порах особенно дурного влияния на судьбу Петра. Его не лишали возможности пользоваться уроками грамоты, не отдаляли от него товарищей-сверстников, не лишали права приобретать нужные ему и товарищам-солдатам военные доспехи.
Время книжного учения и писания наступило для Петра Алексеевича очень рано. Уже в 1675 году, при жизни еще Алексея Михайловича, к царевичу для этого дела был определен "подьячий тайных дел" Григорий Гаврилов, который крупным почерком, от руки, написал маленькому своему ученику азбуку и часослов; первого декабря того же года, после молебна о здравии Петра Алексеевича, началось и учение. Смерть Алексея Михайловича и наступившее смутное время в жизни Нарышкиных помешали продолжению правильных занятий; они были прерваны и возобновились, по личному желанию самого государя Федора Алексеевича, весной 1676 года, когда к царевичу в качестве учителя был приставлен подьячий из челобитного приказа, Никита Моисеев Зотов, "муж кроткий и смиренный и всяких добродетелей исполнен".
Желая лично ознакомиться с будущим учителем своего брата, царь велел привести его во дворец, не говоря ему, однако, о цели приглашения. Когда Зотов явился в приемную и ему объявили, что сам государь желает с ним поговорить, тихий и робкий Зотов совсем растерялся, "пришел в страх и беспамятство" и просил дать время прийти в себя. Узнав, что Федор Алексеевич требует его "милости ради", он успокоился, сотворил крестное знамение и затем уже решился предстать пред государем. Он был принят милостиво, его допустили даже к целованию руки, а затем подвергли экзамену, насколько он силен в грамоте, т.е. в присутствии царя заставили писать и читать книги. Симеон Полоцкий, выслушав ответы Зотова, признал его годным для должности учителя, а затем его отвели к царице Наталье Кирилловне, которая уже вместе с сыном ожидала наставника.
Принимая Зотова, царица милостиво ему сказала:
-- Известна я о тебе, что ты жития благого, божественное писание знаешь, -- вручаю тебе единородного моего сына. Прими его и прилежи к научению божественной мудрости и страху Божию и благочинному житию и писанию.
-- Несмь достоин принять в хранилище мое толикое сокровище! -- воскликнул в ответ Зотов, трясясь от страха, обливаясь слезами и падая к ногам Натальи Кирилловны.
-- Прими от рук моих, не отрицайся принять. О добродетели и смирении твоем я известна, -- милостиво сказала царица-мать, велела ему встать, позволила поцеловать ее руку и распорядилась, чтобы уже на другой день начались правильные занятия.
На следующее утро, в присутствии царя, патриарх, сотворя обычное моление, окропив царственного отрока святою водою и благословив, вручил его Зотову. Последний, посадив царевича на скамью, поклонился сначала ему в ноги и затем приступил к учению.
По случаю начала уроков преподаватель был щедро награжден: патриарх пожаловал ему сто рублей, государь -- "двор", государыня -- две пары богатого платья. Впоследствии к Зотову приставили еще помощника -- Афанасия Алексеевича Нестерова, которому, вероятно, было поручено обучение царевича церковному пению.
Несложен был курс наук Петра. Главным предметом было умение читать и запоминать наизусть прочитанное из Часослова, Псалтыри, Деяний апостолов и Евангелия. Кроме этого, его обучали также и письму, к чему приступили, когда царевичу пошел уже восьмой год. Петр Алексеевич учился прилежно, охотно и легко. Самое учение происходило на особом учительном налое, вышиною 1 1/2 арш. и обитом атласом с галунами на мягкой подкладке. Вскоре царственный ученик превзошел книжное учение и поражал всех, знавших его, толковым чтением Евангелия и Апостола, которые выучил даже сплошь наизусть. Благодаря постоянному затверживанию на память, последняя, и без того богатая от природы, удивительно развилась и окрепла. В дальнейшей своей жизни и деятельности Петр особенно удивлял приближенных именно громадностью памяти, которая позволяла ему сохранять в уме самые мельчайшие события и обстоятельства, что, конечно, для всякого правителя является могучим пособием в государственных делах.
К чести Зотова следует отметить, что он не ограничил, однако, своего учительства такими несложными предметами, как простая грамотность и учение священных книг наизусть. Он, в пределах своих средств и познаний, сумел расширить программу преподавания, введя сюда и побочные предметы, которые являлись для того времени педагогическим новшеством.
V.
В праздничные дни Зотов рассказывал царевичу истории о жизни храбрых и премудрых царей, показывал книги с кунштами, т.е. рисунками; такие книги назывались тогда "потешными", главное назначение коих была забава, увеселение детей. Вот из этих-то "потешных книг" умный наставник и сумел сделать полезное применение для своих классных занятий с учеником. Он попросил Наталью Кирилловну поручить опытным и искусным художникам составить раскрашенные тетради ("училища") и книги, по образцу имевшихся в царской библиотеке заграничных иллюстрированных изданий. Наталья Кирилловна охотно исполнила просьбу учителя, и ему были выданы "книги с кунштами и всея России книги с рисунками градов, и книги многих знатных во вселенной городов". По этим книгам живописцы сусальным золотом и яркими красками разрисовали листы, с изображением на них разных городов, палат, зданий, армий, кораблей, воинских учений и битв. К этим иллюстрациям, сделанным занятно и разнообразно, присоединен был и текст, т.е. повествование о том, что изображено на картинках. Такая же картина была изготовлена по астрономии, с показанием двенадцати месяцев и с изображением течения небесных тел. Все эти листы были размещены по стенам разных комнат, и, когда царевич уставал учиться или начинал скучать, Зотов, взяв его за руку, водил по комнатам, подводил к той или другой картине и рассказывал разные достойные внимания исторические события, например: "о блаженных делах родителя его, царя Алексея Михайловича, и царя Ивана Васильевича, храбрые их военные дела и дальные, нужные походы, бои, взятье городов, и колико претерпевали нужду и тяготу больше простого народа, и тем коликия благополучия государству приобрели, и государство Российское распространили". Так Зотов поведал ему о царствовании и военных подвигах Димитрия Донского, Александра Невского и др., причем касался значения и содержания разных наук, присовокупляя, что "без них державным монархом невозможно быть".