Так, однажды великий князь стал особенно небрежно и дурно вести себя на уроке Закона Божия.
Мердер сделал ему замечание и велел встать, что тот и исполнил, но с таким угрюмым и недовольным видом, будто хотел показать этим воспитателю свое неудовольствие. Тогда он был удален из класса, ему велено снять куртку и облечься в солдатскую шинель.
-- Я весьма сожалею, великий князь, что вы себя таким образом разжалываете, -- заметил ему воспитатель. -- Вместо того чтобы сознаться в вине вашей, быть благодарным, что вас останавливают, вы показываете свое неудовольствие против людей, достойных вашей благодарности. Сегодняшнее ваше поведение растерзало мое сердце, тем более, что никогда от вас я ничего подобного не ожидал.
И почтенный о. Павский, с своей стороны, указал наследнику на неблагопристойность его поведения. Эти замечания оказали доброе влияние на князя: он был смущен и сознал свою вину; но этим дело не окончилось. Как раз в это время вернулся в город государь и, узнав о дурном поведении сына, встретился с ним холодно и запретил даже подходить к себе. Только заступничество добрейшего Мердера смягчило гнев Николая Павловича, и он простил сына.
Узнав однажды о дерзком ответе наследника Мердеру, государь грозно объявил Александру Николаевичу:
-- Уходи! Ты недостоин подойти ко мне после такого поведения: ты забыл, что повиновение есть долг священный, и что я все могу простить, кроме неповиновения.
По требованию его величества, воспитатель должен был перечислить главные недостатки цесаревича: надменность, род сопротивления при исполнении приказаний и страсть спорить, доказывающая желание быть правым. Все эти недостатки проистекают, по объяснению Мердера, от гордости. Государь, выслушав воспитателя, решил, что Александр Николаевич лишится права носить мундир по воскресеньям, если когда-нибудь еще покажет малейшее непослушание. Впрочем, эту меру наказания не пришлось применять, и наследник с тех пор тщательно избегал случая огорчать отца.
В другой раз великий князь вел себя дурно на уроке Жуковского: играл руками, шевелился и не хотел слушать увещеваний наставника и воспитателя. Жуковский выразил удивление, что великий князь остается хладнокровным к советам любящих людей, и эти простые слова оказали свое действие: Александр Николаевич застыдился и чистосердечно просил у наставника прощения.
Когда наследник пытался ввести в обман учителей, то, чтобы положить конец его уловкам и уничтожить в зародыше дурную наклонность, наставники устранили самый повод к обману. По классным правилам, заведенным Жуковским, каждая дурная отметка ученика уничтожалась хорошей его работой, сделанной по собственному почину. И вот Александр Николаевич и Паткуль, воспользовавшись этим правилом, начали плохо готовить заданные обязательные уроки, а полученные по этим предметам дурные отметки покрывали в конце недели несколько хорошо выполненными, по собственному почину, переводами из произведений иностранных писателей. Заметив эту хитрость, Мердер и Жуковский отменили правило об исправлении отметок и объявили, что собственные работы будут засчитываться не еженедельно, а по полугодиям. Таким образом, соблазн к обману был устранен, и великому князю с товарищем не оставалось ничего другого, как ежедневно уже заботиться о заданных уроках.
Главным образом было обращено серьезное внимание на то, чтобы наследник не злоупотреблял своим положением и не обижал своих товарищей. Каждый раз, когда он позволял себе несправедливость по отношению к ним, был вспыльчив или резок, Мердер и Жуковский останавливали его выговорами, делали строгое замечание и разъясняли всю несправедливость его поступка. Нужно, однако, заметить, что и маленькие друзья его не давали себя особенно в обиду и ставили на вид отсутствие товарищества великому князю.
-- Вы не знаете, -- воскликнул однажды Александр Николаевич, обращаясь к наставникам, -- какое доказательство дружбы мне дал сегодня Виельгорский! Г. Жилль сказал, что ему никогда не приходится по вторникам и пятницам аттестовать Паткуля отлично. Я ему ответил на это, что знаю причину тому: Паткуль терпеть не может этих уроков потому, что один заниматься не любит. Когда мы остались одни, Виельгорский заметил мне, что дурно выдавать товарища и передавать то, о чем его не спрашивают.
Этот маленький урок товарищества, преподанный Виельгорским наследнику, показывает, что правы были лица, на попечение коих возложено было воспитание, когда, в видах пользы великого князя, установили его совместное обучение со сверстниками. В этом сообществе он почерпал драгоценные правила дружбы, равенства и справедливости.
На полугодовых экзаменах, в присутствии самого государя, дети не посрамили своих наставников и всеми силами старались отличиться перед Николаем Павловичем и заслужить его царское "спасибо".
IX.
После одного из таких экзаменов, когда наследник особенно отличился, государь, обратившись к Жуковскому, милостиво сказал ему:
-- Мне приятно сказать вам, что я не ожидал найти в сыне таких успехов. Покойная матушка* писала мне об этом, но, зная ее любовь к внуку, я полагал, что она была слишком к нему снисходительна. Все у него идет ровно, все, что он знает, -- знает хорошо, благодаря вашему "плану" учения и ревности учителей; примите мою искреннюю благодарность.
______________________
* Мария Феодоровна скончалась в 1829 г.
-- Экзамен доказал вашему величеству, -- отвечал Жуковский, -- что в состоянии сделать великий князь; я вижу сам, что экзамен был хорош, но по рапортам, которые ваше величество получить изволили, вы могли видеть, что из числа 26 недель у великого князя было отличных всего две, за учение и поведение. У Виельгорского 5, а у Паткуля 1. Это доказывает, что эти господа, как в учении, так и в поведении, имеют мало настойчивости, единственное качество, которое достойно уважения и без которого невозможно им дозволить приобрести прилежанием и поведением права на обещанные им суммы для бедных; мы будем, однако же, просить ваше императорское величество сделать им какое-нибудь удовольствие.
-- Охотно соглашаюсь; но надеюсь, что в остальные шесть месяцев эти господа покажут более постоянства и заслужат обещанную награду.
После этого разговора Жуковский обратился к детям со следующей речью, которая отлично обрисовывает нам симпатичный и светлый облик наставника, а также выясняет те правила, которые он преподавал своим маленьким ученикам, как основание всей их будущей жизненной деятельности.
-- "С прошедшим годом, можно сказать, окончилось ваше ребячество, -- сказал он; -- наступило для вас такое время, в которое вы можете готовиться быть людьми, т.е. стараться заслуживать уважение. До сих пор, по ребячеству, вы не могли еще понимать, что такое уважение; оно не есть одобрение за один или несколько отдельных хороших поступков, но -- одобрение за постоянно хорошую жизнь и в то же время уверенность, что эта хорошая жизнь всегда такою и останется. Теперь мы начнем заниматься историею; она будет для нас самым убедительным доказательством, что уважение приобретается одними постоянными добродетелями. Вы, великий князь, по тому месту, на которое назначил вас Бог, будете, со временем, замечены в истории; от этого ничто избавить вас не может; она скажет о вас свое мнение пред целым светом и на все времена, -- мнение, которое будет жить в ней и тогда, когда вас и нас не будет. Чтобы заслужить уважение в истории, начните с детства заботиться о том, чтобы заслужить его в кругу ваших ближних. Теперь ваш свет заключен для вас в учебной вашей горнице и в жилище вашего отца и государя: здесь все вас любят, все живет для вас, вы для нас -- прекрасная, чудная надежда. Знаю, что вы верите нашей любви; будучи уверены в ней, думаете о том, чтобы ее стоить. Знайте, какова будет ваша жизнь здесь, в маленьком вашем свете, перед вашим семейством, перед вашими друзьями, такова она будет и после, перед светом и целою Россиею. Что будем думать о вас мы, то, со временем, будет думать о вас отечество. Мы начали любовью к вам, но, по этой же любви к вам, мы обязаны вас судить строго. Отечество прежде начнет судить вас строго и потом уже станет любить вас, если вы это заслужите. Чтобы строгий суд отечества мог, со временем, обратиться в любовь, думайте о том, чтобы наша любовь обратилась в уважение, а на это одно средство: владейте собою, любите труд, будьте деятельны, тогда будете иметь все, ибо за ваше сердце мы вам отвечаем смело. То же, что я говорил великому князю, могу сказать Виельгорскому и Паткулю, с тою, однако, великою разницею, что их будущая обязанность маловажна в сравнении с обязанностями великого князя. Но обязанность -- быть достойным уважения -- для всех одинакова. До сих пор вы еще не могли понимать совершенно, для чего вы здесь и что значит для вас быть товарищами великого князя. Теперь вы уже это понимать способны. Государь, приблизив вас к своему сыну, благоволил тем объявить свою надежду, что будете ему полезны, будучи сами достойны уважения чувствами, мыслями, поступками. Быть товарищами великого князя не значит -- жить с ним под одною кровлею, делить с ним и труд, и забавы. Нет! Будьте товарищами души его, будьте сами прекрасны душою так, чтобы, со временем, государь и отечество, видя, что вы сделались людьми отличными, могли порадоваться, что в младенчестве и в молодости вы были приближены к наследнику престола. Скажу, одним словом, великому князю -- владей собой, будь деятелен! Виельгорскому -- будь постоянен и откровенен! Паткулю -- не будь легкомыслен! А всем трем -- будьте покорны вашим наставникам, которые теперь представляют для вас и закон ваш, и ваши обязанности. Сия покорность есть не иное что, как уважение правила. Привыкнув теперь повиноваться нам, по доверенности к любви нашей, вы и тогда, когда мы вас покинем, останетесь с привычкою повиноваться закону, а это -- главное в жизни как для собственного счастья, так и для пользы другим. Успешный экзамен, на котором все вы отличились, доказывает только, что вы способны исполнять свою должность, когда на это решитесь, а не то, чтобы вы ее постоянно исполняли, ибо годовой расчет не совсем соответствует экзамену. Чтобы подобного не могло случиться с вами в будущее время, берегите в сердце одно: благодарность к государю, который, пожертвовав вашему экзамену двенадцатью часами своей царской жизни, сделал более, нежели сколько нам ожидать было позволено.