Однако этому плану не суждено было осуществиться, и маленькому Петру вскоре перестала грозить опасность будущего подневольного брака с родной тёткой, на шесть лет при том его старшей. Но если он освободился от одной опасности, зато судьба подготовила ему иную, еще горшую: всесильный при дворе Екатерины, Меншиков, желая навсегда упрочить своё положение в государстве, затеял женить Петра на одной из своих дочерей.
III
В этих видах Меншиков настоял на том, чтобы Екатерина составила духовное завещание, по которому Пётр объявлялся наследником русского престола, причём до его совершеннолетия делами государства должен был управлять Тайный Верховный Совет; в случае смерти Петра престол должен был перейти к дочерям Петра Великого, сначала к царевне Анне, а потом Елизавете. Царевнам же и Верховному Совету в этом завещании вменялось в «обязанность» стараться о сочетании браком молодого императора с дочерью князя Меншикова.
И действительно, когда Екатерина I скончалась шестого мая 1727 года, Пётр Алексеевич был объявлен императором Всероссийским, под именем Петра II. И тут-то Меншиков дал полную волю своим честолюбивым планам.
Как председатель Верховного Совета, он настоял на следующем указе: так как Пётр II провозглашен императором, то в государстве не может быть иной воли, кроме его, императорской, а следовательно, пункт завещания, назначавший регентство (то есть управление) в лице Верховного Совета, недействителен, и император должен быть объявлен совершеннолетним; но так как всякое его приказание, по законам российской империи, делалось указом, то очевидно, тот, кто мог руководить этими приказаниями, и становился регентом государства. А чтобы получить постоянную возможность руководить этими приказаниями, Меншиков, как будущий тесть государя, взял его в свой дом, на Васильевском острове.
Таким образом, Меншиков самостоятельно сделался опекуном малолетнего государя и почти всевластным распорядителем судеб нашего Отечества. Конечно, одиннадцатилетний Пётр II не мог лично править государством, и все делалось, как то угодно было всесильному опекуну-регенту. К чести Меншикова, нужно сказать, что он, ради корыстных и властолюбивых видов, не оставил в пренебрежении дела образования молодого русского монарха. Как сам Меншиков, так равно и остальные приближенные понимали, что со времени Петра Великого для правителя великой державы необходимо серьёзное образование и всесторонние знания.
В этих-то видах к Петру II и был приближен барон Андрей Иванович Остерман, на коего и возложена обязанность руководить научными знаниями одиннадцатилетнего русского самодержца. И должно отдать справедливость, что для такого трудного и ответственного дела никто другой, лучший, не мог быть найден. Остерман был воистину просвещённый для своего времени, умный и опытный сановник, который, при более счастливых обстоятельствах в жизни молодого государя, был бы в состоянии принести ему неоценимую пользу.
К сожалению, Остерман не мог выполнить своей задачи: время было чрезвычайно смутное, и всякий приближенный ко двору только и думал о себе, о своём личном благе. Первый пример подал Меншиков, а его примеру последовали и другие. Но во всяком случае, Остерман, как наставник и руководитель научных занятий царя-отрока, оставил по себе добрую память.
Генрих Иоганн Остерман родился в Вестфалии, в семействе пастора Иоганна Остермана, и вырос под неусыпными и разумными попечениями образованных родителей умным, любознательным и прилежным юношей. Он еще в раннем возрасте удивлял всех остроумием, тонкими замечаниями о прочитанных книгах и знакомых людях, а также и обширными познаниями.
На пятнадцатом году жизни Остерман поступил в Йенский университет, где со всем пылом любознательной натуры посвятил себя наукам. На несчастье, один печальный случай прервал эти занятия, и молодой студент вынужден был покинуть Отечество и переехать на жительство в Голландию. Здесь он поступил на службу секретарём к известному мореходцу Корнелиусу Крюйсу, который в те дни уже готовился, ко уговору лично знавшего его Петра I, перейти па русскую службу. По прибытии в Россию молодой Остерман прежде всего со свойственным немцам прилежанием занялся изучением русского языка, которым в течение двух лет, благодаря отличным способностям, овладел в совершенстве, научившись не только свободно говорить по-русски, но и писать, что в те времена ценилось особенно высоко. В должности-то секретаря Крюйса и узнал его Пётр Великий и сразу признал в нем такого именно подходящего человека, который своим знанием шести европейских языков и своим просвещением мог явиться достойным его сподвижником по преобразованию России.