— Прекрасно, что вы пришли! Рад настоящему герою!
Правая, больная, рука находилась между средних пуговиц элегантного френча. На длинных цаплеобразных ногах блестели отличной желтой кожей сапоги с крагами.
Керенский перешел на патетический тон:
— Да-с, сударь мой, вы весь пропахли порохом боевых сражений. Я страстно мечтал познакомиться с вами. Знаю: в бою вы отважны, среди друзей — предельно честны. — Понизил голос, словно собрался сообщить нечто секретное. — Я ваш друг! У меня разговор, и очень серьезный, дорогой вы наш, э, Владимир Федорович. Как изрек незабвенный Буало, «героем можно быть и не опустошая землю!». Да-с! Вы герой, который спасает землю Отчизны.
Джунковский остудил столь восторженный порыв:
— Александр Федорович, остроумие — дар Божий, но не надо этим даром злоупотреблять.
Вдруг Керенский застонал, как от зубной боли:
— Простите, я так обрадовался вам, что забыл пригласить сесть. Прошу, вот кресло, сюда, ближе к столу. Коньяк, кофе, чай — что желаете? Я люблю с утра натощак рюмку хорошего коньяка — только самую крошечную. Это сообщает экспрессию мыслям. Советую, попробуйте, будете благодарить. Без чая и кофе я давно не стоял бы на ногах.
— Попробую! — согласился Джунковский.
Керенский, вопреки тому, что его лицо выдавало крайнюю усталость, был полон энергии. Он не останавливался ни на мгновение, то приближаясь на короткую дистанцию, то, словно боксер, отскакивая назад. Керенский близоруко сощурился, поднял руку к потолку и встал в героическую позу. После должной паузы с пафосом произнес:
— Третьего дня я подписал приказ по армии и флоту под номером пятнадцать. Не читали? — Керенский сделал важное лицо. — Вот копия, я позволю вам взять ее с собой. В этом секретном и очень важном приказе, — Керенский уткнулся в текст, — я со всей категоричностью заявляю, э, где-то тут было, вот оно! — ткнул длиннющим перстом: — «Россия взяла на себя задачу объединить демократии всех стран в борьбе против всемирного империализма… Революционная демократия России через международную интернационально-социалистическую конференцию прокладывает путь человечества к всеобщему миру во всем мире и ведет к благоденствию всех трудящихся». — Победоносно взглянул на Джунковского. — Ну как, бьет по нервам?
Джунковский не сдержался, усмехнулся:
— Как говорит мой давний приятель граф Соколов, писал не Тургенев — труба пониже и дым пожиже…
Керенский с недоумением взглянул на собеседника, но ядовитую реплику решил оставить без замечаний. Он перестал махать рукой и вибрировать телом, прошел к столу и с особой важностью опустился в кресло. Спросил:
— Как у вас, генерал, дела на фронте? — Строго погрозил пальцем. — То-олько попрошу не приукрашивать! Да-с!
Джунковский за те краткие минуты, что находился рядом с Керенским, успел устать от него и потому с раздражением отвечал:
— Дела на фронте не то что плохи, а очень, чрезвычайно плохи! И в первую очередь причиной тому — немыслимые приказы из Петрограда. Случаются таковые и за вашей подписью, Александр Федорович. Приказы эти приносят вреда больше, чем вся германская авиация с бросанием бомб и обстрелами из пушек.
Керенский от неожиданности замер, мгновенно побледнел, закусил губу, сухой нос опустил к столу, но вновь промолчал, бросая на Джунковского короткие косые взгляды. Тот продолжил:
— Нами, фронтовыми генералами, нынче руководят профаны, преимущественно бывшие члены Госдумы. Чего стоит печально знаменитый приказ номер один, который установил выбрать во всех частях армии комитеты из нижних чинов и запретил титулование офицеров! Что в голове у того, кто сочинял, — пшенная каша?
Керенский нервно застучал пальцами по крышке стола, отрывисто произнес:
— Приказы следует читать внимательно! Запрещение называть по титулам — это относится исключительно к внеслужебному времени и только для Петроградского гарнизона.
— Офицеры читают внимательно, а солдаты понимают так, как им приятней. Этот приказ был опубликован в газетах, и в окопах его восприняли как сигнал к действию: чинопочитание ослаблено до последнего градуса, и не только в свободное время от службы. Совершенно ясно: тот, кто писал этот приказ, никогда в армии не служил и понятия не имеет о психологии русского солдата. Лучшего подарка Германии сделать нельзя, сам Вильгельм удачнее не придумал бы, а у нас подобные глупости сочинял и подписывал бывший военный министр Гучков. Что за персона? Где он освоил стратегические науки? В учетном банке, где он директорствует? Или в сборище недоумков — Госдуме, где председательствовал?