— Нет, — сказал Митя замирающим голосом. — Книжка у него уже есть. А можно… можно ирисок купить?
Лия Акимовна рассмеялась.
— Какой ты глупыш! Давай уж тогда атласные подушечки возьмем. Он любит атласные подушечки.
— Не надо подушечки. Лучше ириски.
— Но почему именно ириски?
— Потому что они стоят сорок две копейки. — Митя громко сглотнул. — А в коробке пятьдесят штук.
— Как хочешь. В конце концов дело твое. Но ириски ты спрячешь и отдашь Славику через три дня. Ты умеешь хранить секреты?
— Умею! — Митя выбежал на мостовую, крикнул ломовику: «Эй, дядя, гужи съел!» — и поскакал, высоко подбрасывая на бегу бабку.
— Вернись сейчас же! Митя! Иначе я отправляюсь домой!
Он, шумно дыша, пошел рядом.
— Когда ты со взрослыми, — сказала Лия Акимовна, — ты должен идти рядом или на два шага впереди. Понял?
— Понял. А клевый биток, Лия Акимовна, правда? Хочете, я этим битком в тумбу попаду? С первого раза.
— Митя! Что за манеры! Пожалуйста, не бузи! Митя!
— Видите? Попал. А хочете, я в кошку попаду? Вон она, кошка…
— Подожди, Митя. Успокойся. Во-первых, запомни раз и навсегда, что ни на людей, ни на кошек на улице пальцем показывать нельзя…
— А чем можно?
— Во-вторых, ты все время плюешься, как верблюд. Это неприлично. Что с тобой?
— А я учусь. Мы во дворе все учимся. Кто дальше заплюнет. Вон чинарик валяется. Думаете, до чинарика не доплюну? — Он остановился. — Глядите.
— Митя! Прекрати сейчас же! Ты понял, что конфеты надо спрятать?
— Понял! Вон куда шмякнула! Дальше чинарика! Я на нашем дворе дальше всех заплюнуть могу. У меня, Лия Акимовна, между зубов дырка. Вы и то не доплюнете, куда я доплюну.
— Митя!
— Потому что надо не харкать, а прыскать скрозь зубы… Я бы еще дальше заплюнул, да слюни кончились.
— Слава богу, дошли, — проговорила Лия Акимовна. — Спрячь бабку и дай руку.
Лия Акимовна проверила, не забыла ли паевую книжку, и они вошли в переполненный магазин.
5
Около шести часов вечера у кинематографа «Ампир» стоял бледный Славик и держал в руке щипчики для сахара.
Перед ним, в коробке, оклеенной кружевным кантиком, лежало шесть ирисок.
Славику было страшно. Он с радостью бросил бы все и удрал домой. Но Таракан объявил — если ребята соберут выкуп, Славик будет прощен. И Славик бормотал: «А ну, налетай, ириски покупай!» — и очень боялся, что его кто-нибудь услышит. Он боялся покупателей, боялся милиционера, боялся, что отнимут коробку… Скоро Нюра станет накрывать к чаю, и мама хватятся щипчиков…
Было еще светло, а окна кинематографа блистали электричеством. Весь дом был оклеен цветными афишами. Комик с приятной дырочкой на подбородке прикрывал глаз соломенной шляпой и заманивал: «Хоть бы одним глазком взглянуть на Месс-менд!»
В этот день пустили третью серию. У входа, обрамленного глазированными пилястрами, толпился народ.
В толпе мелькал Коська. Главная масса товара хранилась у него в карманах. Кроме того, ему была поручена караульная служба. За Коськой хвостом шлялся Митя. Он отвечал за деньги, охранял Славика, и вдобавок Таракан велел ему следить, чтобы Коська не ел ириски.
С самого начала торговля пошла бестолково.
Сразу, как только Славик установил коробку с ирисками на кирпиче, подошли две старушки. Им было лет по сто, но и теперь можно было заметить, что они двойняшки. Отличались они только тем, что у одной на руке висел бисерный мешочек, а у другой мешочка не было. Они долго смотрели на Славика, и наконец та, у которой висел мешочек, спросила:
— Ты чей, дитя мое?
— Ничей! — сказал Славик. — У меня папы нету.
— А где твой папа?
Славик подумал немного и сказал:
— Утонул. — Он посмотрел на старушек и добавил нерешительно: — А ну налетай, ириски покупай!
Старушки заспорили, стали толкать друг друга острыми локотками.
— А мама? — спросила та, у которой висел мешочек.
— Мамы тоже нету.
Старухи загораживали его. Из-за них люди не видели товара.
— Мама тоже утонула, — сказал Славик, чтобы они поскорее ушли…
Старушки повернулись друг к другу носами и стали копаться в мешочке. И та, у которой был мешочек, дала Славику три копейки.
Он сделал пакетик, подцепил щипчиками одну ириску, потом вторую, потом третью. Но пока он делал пакетик, старушки ушли.
Так, к шести часам в кассе оказалось всего три копейки, да и то ненормальные.
На каланче ударили половину седьмого. Ириски потускнели и запылились.
Возле Славика появился длинношеий дяденька, с сахарными петушками на палочках. Он непрерывно жевал и чавкал, и большой, как у холмогорского гусака, кадык поплавком мотался вдоль грязной шеи.