— А я и тревогу дробить тренируюсь, — вспомнил Славик. — Когда никого дома нет, подворачиваю потуже барашки и выбиваю дробь, как будто война… Как следует потренируюсь, и меня запишут в головную колонну. Впереди пойдем мы, барабанщики, потом — знаменосцы, а уж потом простые люди — без барабанов. — Он спохватился, что невежливо перебил Ольку. — А вы доктора все-таки спросите.
— Я бы спросила, да не знаю, как подступиться. Какой ему интерес признаваться, что лечил махрового беляка. Сейчас у них там, в райздраве, чистки.
— Если он беляка лечил, его в тюрьму надо, — сказал Славик.
— Ишь ты, какой прокурор! Человека надо судить в целом, а не по прыщику на носу. Доктор он настоящий. Меня из могилы вынул. Вот какой доктор… На чуму ездил в летучке, невесту бросил. Вот тебе и Дриляля. Тут про него написано, — она показала книжку про чуму и спрятала под подушку. — Почитаю, изучу, что за человек… Знали бы мы фамилию этой Леночки — все бы выведали! Сказала бы доктору: родня, мол, я Ленке… Крестная, мол, или племянница… Разговорила бы его… Помешал ты мне тогда, у Клюковых-то, фамилию спросить… Быстрый больно…
Славик надулся и опустил глаза.
— Ладно, ничего. Я не порицаю. Мне ли тебя порицать? Сама невесть что натворила. Видишь, койки голые? Это я виновата. Дуром стонала, соседкам спать не давала. Доктор приказал их в другие палаты перевесть. Сколько хлопот понаделала. Лежу теперь одна, так мне и надо.
— А вы не можете сказать, зачем вы пили уксусную эссенцию? — спроси\ Славик.
— Затем, что дурочка. Больно мои глазки кой-кого морочили. Решила отойти в сторонку, чтобы люди спокойно работали и не волновались по пустякам. А как положили меня сюда, как забегали профсоюзники и комсомольцы, поняла я тогда по-настоящему, до конца осознала, что живу не в старом режиме, не сама по себе, никому не нужная, а что я вроде бы часть большого живого тела — понимаешь, — которому больно от моей глупости… И так мне стало досадно, что я тут лежу, такой нужной стала мне жизнь, такими родными люди… — Она утерла глаза уголком простыни.
— Вас скоро вылечат, — сказал Славик.
— Скоро-то скоро, а время идет… Послушай, Огурчик, ты любишь отца?
— Люблю.
— Так вот учти. Если мы не узнаем фамилию Леночки, ему будет худо.
— Почему?
— А потому. Исполнишь мою просьбу?
— Конечно. Какую?
— Сходи, пожалуйста, в Форштадт, туда, где мы были, к Клюковым. Сегодня или завтра сходи. Выведай как— нибудь фамилию Леночки.
— А зачем?
— Трудно с тобой говорить. Огурчик. Ослабла, объяснить не могу.
— Нет, я понимаю, конечно. Об этом, я думаю, ни кому нельзя рассказывать?
— Конечно! У меня законный супруг имеется!
Славик мало понимал, к чему сюда затесался еще и законный супруг, но спросил небрежно:
— Это Мотрошилов, что ли?
— Все-то тебе знать надо! — Оля вздохнула. — Если станет известно, что я за инженера Русакова хлопочу, он меня… У-ух! — Она посмотрелась в зеркальце. — И за дело!
— Вы его не бойтесь. Я папе скажу, он ему задаст.
— Да ты что! Ой, с тобой раньше времени выпишешься! И не думай ничего говорить никому… Не думай… А фамилию запиши на бумажку и передай… поаккуратней… Таньке…
Олька устала. Eё клонило в сон.
Славик обещал исполнить поручение как можно лучше и попрощался.
На лестнице ему снова встретился лохматый доктор.
Доктор поднимался на второй этаж и напевал:
Все разошлись, лишь сыч остряк Остался допивать коньяк.-Славик прижался к каменной перилине и стал слушать, какой будет припев.
Но доктор шел быстро и скрылся за стеклянной дверью еще до припева.
29
Над роковым вопросом — как выведать фамилию фельдшерицы — Славик и Митя ломали голову и дома и в школе. И когда Кура вызвала их отвечать урок, Митя сообщил, что в Африке водятся дикие звери тигры и евфраты, а Славик с этим полностью согласился. Приятели были поставлены к доске, и в то время, когда им полагалось обдумывать свое поведение и раскаиваться, Славик вдруг увидел, как засияло Митино личико.
Митя так кривлялся и морщился, что Кура рассердилась по-настоящему и применила самое строгое наказание школы имени Песталоцци: приказала ему выйти из класса.
Провожаемый завистливыми взглядами, Митя отправился во двор. Едва дождавшись перемены, Славик нашел его и набросился с расспросами.
— Какой ты быстрый! — проговорил Митя, сияя, как солнышко. — Вынь тебе да положь. Паровозик дашь?