— Вот это — реклама! «Нигде, кроме как в Моссельпроме». — В животе царского сплетника заурчало. — Слышь, Ванька, брюхо подвело. Давай сначала перекусим, — дернул Виталий за рукав своего гида. — А то ты приперся ни свет ни заря, и я из-за тебя завтрак пропустил.
— Давай, — притормозил кузнец. — Вон там яблок можно прикупить, вон там молока кринку. У нас здесь всякое есть — и козье, и из-под коровки, и даже кобылье имеется.
— Кумыс оставим степнякам.
— А вот тут сладости. Леденцы продаются.
— Леденцы? Надо будет Янке купить. Ой… — Царский сплетник почесал затылок, вспомнив про хозяйку. — Слышь, Ванька, а где соль продается?
— Ща покажу. Пойдем.
Кузнец резко сменил направление движения и повел юношу к новой цели. Соляная лавка больше напоминала обычный лоток с навесом, для зашиты товара от дождя.
— И почем у нас здесь соль? — поинтересовался царский сплетник у тучного, краснощекого купца, протиравшего платочком вспотевшую лысину. День обещал быть жарким. Солнце палило вовсю.
— Это смотря сколь брать будете, — откликнулся купец. — Ежели, скажем, фунт, то одна цена, пуд — другая.
С мерами веса у Виталий была та же проблема, что и с деньгами, цену которым узнал сравнительно недавно, и сколько весит, понятия не имел. Вот то, что пуд — это шестнадцать килограмм, знал точно, однако в бочку Янки он грохнул гораздо больше пуда, а потому, решив не заморачиваться, просто ткнул пальцем за спину купцу:
— Давай сюда вон тот мешок. Я думаю, килограмм на пятьдесят потянет.
— О! — обрадовался продавец. — Не знаю, что такое килограмм, купец заморский, а в этом мешке четыре пуда. По-нашему, по-русски, одна капь!
— Ну капь так капь, — пожал плечами юноша, — Сколько с меня?
— Оптовым покупателям у нас скидка, — расплылся купец, с натугой выгружая мешок на прилавок, доски которого прогнулись от тяжести товара.
— Что? Доставка бесплатно? — усмехнулся царский сплетник.
— Ну да, — оживился купец, который, видать, имел в виду совсем другое. — Куда доставить?
— Я тебе доставлю! — возмутился Иван. Кузнец сгреб с прилавка мешок и легко, словно перышко, закинул его себе на плечо. — Сам донесу!
— Да ты чё, Вань! — опешил Виталик.
— Знаю я их! Только отвернись, враз фунта три, а то и полпуда, недосчитаешься!
— Куда ты лезешь, орясина деревенская! — возмутился купец, — У нас на Руси…
— …завсегда воруют, — закончил за него Виталий, — Так сколько с меня?
— Полторы гривны.
— Упс… Это со скидкой?
— Со скидкой, — сердито мотнул головой насупившийся купец.
— Золотая тараномка получилась.
Однако торговаться царский сплетник не стал, развязал кошель и честно отсчитал три рубля.
— Как же мы с этим мешком по рынку мотаться будем? — опомнился он, — Может, отнесем его сразу ко мне домой и вернемся обратно?
— Не, — отмахнулся кузнец, — с собой таскать буду.
— А не устанешь?
— Да чего тут носить-то? Вот помню, в детстве батяня заставлял меня наковальню двигать. Он как на глаза слабый стал, все место ей получше подыскивал. То там ему не нравится, то сям, щурится, присматривается — видел-то уже плохо. По три часа за ним с наковальней по кузне бегать приходилось. Вот это было тяжело. А это чё? — подкинул Левша на плече мешок.
— Да, неплохую он тебе тренировку устроил, — хмыкнул царский сплетник. — Ладно, пошли.
Не успели они выбраться из соляных рядов, как юноша услышал ласкающие слух звуки:
— Шаурма, шаурма, горячая шаурма!
— Ух ты! — облизнулся Виталий. — Родным Рамодановском запахло. Ваня, ты когда-нибудь пробовал шаурму?
— Пробовал, — поморщился кузнец. — Я эту шурпу не очень люблю.
— Ваня, это не шурпа, а шаурма. Шурпа — это суп из баранины.
— Наши щи лучше! — категорично заявил Левша.
— С тобой все ясно, — пробормотал юноша, спеша на голос зазывалы.
— Барин, да это же такая гадость! Тут при базаре харчевня есть. Пойдем лучше там откушаем.
— Вот дела сделаем и откушаем. А сейчас нам надо просто перекусить. Опаньки! — невольно тормознул юноша, увидев торговца шаурмой.
— Чего такое, барин?
— Да нет, ничего.
Внимание царского сплетника привлекла характерная тюбетейка на голове торговца, хотя остальной наряд — косоворотка, лапти, портки да и вообще славянская внешность продавца — этой тюбетейке явно не соответствовали.
— Падхади, дарагой купец, — старательно коверкая речь, начал зазывать Виталий продавец, заметив, что тот сверлит его взглядом, и начал подсыпать зелень на лаваш, — сэйчас такой шаурма заверном! Хочеш — со свыньей, хочэш — с каровой, хочэш — с барашком!
— А твой барашек раньше не мяукал?
— Слюшай, абижаэш, да!
— И не гавкал?
— Нэт!
— Тогда давай со свининой.
— Вах! Сэйчас тэбэ будет натуралный свынья! — заверил клиента торговец, подсыпая в жаровню углей.
— Ты б под горца не косил, родимый, — попросил его царский сплетник, — Шаурма — туркменское блюдо.
— Вах! Я туркмен!
— Тогда скажи мне, чурка славянская, откуда у тебя такая рязанская морда?
— Слушай, ну чего пристал? — надулся продавец. — Мне хозяин по-русски говорить запретил, чтоб клиент лучше шел.
— А-а-а… так ты по-иноземному, оказывается, говорил. Тогда понятно. И тюбетейка поверх лаптей тебе восточного колорита добавляет. Ну вылитый чучмек. Ладно, давай сюда свою шаурму. Но если она у меня во рту замяукает или загавкает…
— Мы в сыром виде не подаем. — Торговец поспешил завернуть шаурму слишком грамотному клиенту, — Две копейки.
— Озверел? — возмутился Иван, — За такую дрянь целый грош?
— Спокойно, Ваня, не обеднеем. Виталик расплатился с продавцом.
— Ну что, барин, куда теперь тебя вести? Может, прямо сразу в лавку иноземную?
Юноша отошел от торговца шаурмой шагов на десять, остановился и отрицательно помотал головой:
— Я на ходу есть не люблю.
Царский сплетник принялся неспешно жевать шаурму, краем глаза следя за русским чуркой. Уж больно он смахивал на молодчиков с чертовой мельницы.
— Я тогда тоже перекушу, — Ваня спустил мешок на землю и тормознул пробегавшего мимо них лотошника, — Пироги с зайчатиной есть?
— Есть. Свеженькие. Вчера еще бегали.
— Почем?
— Полушка пара.
— Во, барин. И дешевше и вкуснее!
Купив на полушку пару пирожков, Левша с наслаждением зачавкал. В этот момент к продавцу шаурмой подошли два молодца. Судя по разделенным прямым пробором прилизанным волосам и характерной для этой братии одежде, это были приказчики. Юноша напряг слух.
— Вах! Мой самый дарагой клыент! Вам как обычно, уважаемые? — начал рассыпаться перед ними торговец.
— Как обычно, — мрачно буркнул один из приказчиков.
Если б Виталий специально не приглядывался, ни за что бы не заметил, как ловкие пальцы продавца вместе с мясом завернули в лаваши продолговатые мешочки.
— Из самого лючшего барашка шаурма! Толко для вас, дарагие пакупатэли!
Приказчики извлекли из карманов кошели, не развязывая, кинули их на прилавок и молча удалились.
— Так. Кажется, я вышел на распространителя наркотиков, — удовлетворенно хрюкнул Виталий, дожевав шаурму, и вытер тыльной стороной ладони жирные губы.
— Чего? — не понял кузнец.
— Преступность, говорю, процветает. Нариков я уже засек. Вон пошли, болезные. Может, у вас и проституция есть?
— Не! Таких болезней, прости господи, у нас нет, — добил второй пирожок Левша.
— Это не болезнь. Это женщины такие.
— Во Бог имечко им дал!
— Для девок гулящих имечко самое то, — успокоил его Виталий. — Так у вас есть такие?
— Гулящие-то? Да где ж их нет? У нас в Нижнем граде цельный квартал для них отведен.
— Часто захаживаешь? — рассмеялся царский сплетник.
— Дык… неженатый я…
— Понятно. Как-нибудь покажешь туда дорожку… — Но перед мысленным взором Виталий внезапно появилось милое личико Янки, сморщившееся в брезгливой гримасе, и он тормознул: — …нет, мне, пожалуй, по статусу в тот квартал соваться не положено. Царский сплетник все-таки. Еще увидит кто.