Иначе не могла она и думать, не представляя себе бури, унёсшей разом все золотые надежды, с которыми сжилось и сроднилось молодое горячее сердце Глаши. Она и хотела бы перестать думать о Субботе, но это не удавалось, несмотря на желание наказать его за жестокие слова, произнесённые при расставании.
«Он тогда заведомо не в себе был, коли толковал несообразное и непонятное, о каком-то кладе, о продаже отцом души дьяволу... А главное, мог ли Суббота, ведая и сознавая смысл своих слов, отсылать от себя так жестоко свою Глашу? Ну кто разъяснит эту загадку, всем нам такую прекрушительную? Вот хоть бы и отца взять: когда бывал он таким зверем? Когда ходил он по неделям да по месяцам понурив голову, как обваренный? Что-нибудь да кроется тут неладное. Он так любит свою Глашу и так часто сам учил меня Субботу звать моим богоданным суженым, — да ни с того ни с сего сам же нарушил своё слово... Недаром всё это! От того, словно Касьян взглянул на наш дом, все и опустили руки, что грех вышел непоправимый».
И Глаша ясновидением сердца разгадала, как и где завязывался узел неприглядной проделки с сердцем родителя, Нечая Севастьяныча. Действительно, со дня разрыва с домом Удачи словно потерял он голову.
«Эко помраченье нашло, прости Господи!.. — рассуждал Нечай, признаваясь только самому себе в непоправимом зле из-за спешки. — Попутал меня Бог с этими приказными кровопивцами... Поверил им и...» — он не смел докончить, признать самому себе чёрное дело, им учинённое во вред испытанному другу. Успехи ходатайств в Москве не были тайной. При каждом получении вести, что хитрость дьяческая должна разорваться паутиной с дальнейшим разбором дела Удачи, Нечай больше и больше хмурился. А тут подоспел учёт казначея Софийской стороны... Стал нырять делец, зная недохватку, довольно существенную, в наличном сборе, по книгам оброчным. Недохватка эта был общий грех казначея с Нечаем, получившим на время ссуду казённую на одно дельце, сулившее хороший барышок, обещанный в раздел пополам с казначеем. Дела такие делались не один раз и сходили с рук с обоюдной выгодой для ссужателя и ссужаемого. Как же было не прибегнуть в десятый, может, раз к казённой мошне, где даром лежали новогородки да ефимчики?[6] Оборот ожидался всего в две недели, да затянулась верная уплата из-за самого плёвого дела — за болезнью расходчика в отъезде. Без него кто печать сорвёт именную, хоть бы и с общественной казны? Сомненья никакого не остаётся, будет она, наутро же с приездом расходчика, ожидаемого с часу на час... да беда беду родит. Больной с усадьбы не двигается, а в Новагороде считать казначея велят. Просто хоть петлю надевай! Удача, вишь, выходил себе всё желаемое, и протори и убытки. Никак, воротить принимается вдесятеро перед прошлым. И в деньгах недочёта нет, и выручка в корчмах хорошая... да как к нему приступить? Не такой парень, чтобы дался на упросы да на раскаянье! Мимо Ракова чаще стал ездить и на Назее выставку снял, встречается на дороге... да не замечает словно поклонов приветливого Нечая. Подослал Коптев самого казначея софийского, с ворогом злопамятным ничего не имевшего. Выслушал, кажись, приветливо просьбу казначея Удача, даже вопросил: «Сколько надо?» Шло всё как по маслу, да вдруг запинка, от себя же, вышла у казначея с ним.
— Надолго ли требуется? — спросил Удача.
— Да всего по приезду, голубчик, немца нашего Колыванского — братского расходчика... Заболел, вишь, у себя, в чухонщине. Сегодня приедет — назавтра получим и с благодарностью принесу... сам готов десять раз услужить.
— Ладно, ладно... почему тебе не дать?.. Охотно!..
— Скажи только, как Колыванский немец с тобой в дело-то вошёл?.. Ведь в подряды тебе вступать нельзя же...
— Да, чудак, тут не я своей рожей, а есть юркий молодчик на все руки... Он сорудовал... Клементью не дал и у Гришухи из-под лап вырвал верный барыш... Да барыш-то какой?! Как не поддаться искушенью!..
— А! Понимаю теперь — и без слов! — вдруг сделавшись из расположенного чуть не зверем, рыкнул Удача. И захлопнул ящик с деньгами, начав уже отсчитывать просимую ссуду.
— Захар Амплеич, да что с тобой сталось? — робко спросил озадаченный казначей.