Дворовые беспрерывно бегали с полными мисками и жбанами из кухни в боярский терем. Курлятев пригласил гостей к столу.
— Показали бы милость. Откушали бы.
Друцкой принял ковш, пригубил, поморщился.
— Горькое у тебя вино, князь.
Бросил остервенело на пол ковш, залил вином кафтан хозяина.
Курлятев обиженно отстранился. Друцкой щёлкнул его по лбу, моргнул Грязному.
С гиком выбежали опричники из терема, впереди погнали дворовых.
— Ведите к боярышне.
Курлятев стоял, ошеломлённый, у двери.
— Не по мысли, боярин, вольность моя?
Молчал, закрыл руками лицо. Гнев перехватил горло.
Сенные девушки, заслышав топот шагов, забились по тёмным углам. Горбунья открыла скрыню. Насильно втолкнула в неё боярышню. Курлятева стояла перед шутихой, ломала руки, беспомощно всхлипывала:
— А меня куда же? Меня куда же, Даниловна?
— Хватит, чай, в скрыне местечка и на двоих.
Опричники бешено стучались в дверь.
— Честью просим, впустите!
Укрыв боярыню, горбунья надела колпак, подбежала к двери.
— Кой с усам — поскачет и по горам!
— Пустите, ежели головы своей жалко!
— А кой с бородой, тот и суженый мой!
Отодвинула засов, присела на корточки, залилась тоненьким собачьим лаем. Опричники откинули её в угол, вгляделись в обмерших девушек.
— Куда боярыню с боярышней схоронили?
Горбунья на четвереньках подошла к Грязному, ткнулась головою в его колено, приподнялась.
— Эвон, гляди.
Чуть слышно шевельнула губами, с ехидной улыбочкой показала на скрыню.
Опричник выволок женщин.
— Бью челом, боярыня-матушка. — И, похлопав ладонью по щекам боярышни, продолжал:— Что царевна твоя, белоснежна, дородна!
Боярышня отступила.
— Охальник!
— Ну, ты!
Обнял, на руках вынес из терема.
— А будешь кусаться, царевна, зубы перекушу!
Боярыню подхватили под руки. Она покорно пошла.
Опричники опорожняли сундуки. Как стихло за дверью, они набросились на сенных девушек.
Грязной, приплясывая, стал перед Васильем Артемьевичем.
— И дочку ты родил, красавицу!
Он облизнулся, прищурился.
— Краше царевны.
Курлятев молчал, сдерживался. Боярыня, прижавшись лицом к его плечу, всхлипывала.
Опричник хлопнул себя по бёдрам.
— А не попотчуешь ли, боярин, гостей долгожданных поцелуйным обрядом?
И, не дожидаясь согласия, Грязной поставил женщин среди горницы, построил опричников в очередь. Наперёд вышел Друцкой.
— Подай, боярин, вина.
Курлятев, с лицом, почерневшим от бессильной злобы и оскорбления, трясущимися руками подал жене жбан, а дочери братину на подносе. Опричники многозначительно переглянулись.
Друцкой шагнул, будто нечаянно, больно отдавил ногу хозяину.
Василий Артемьевич торопливо отошёл к окну. Боярыня налила вина в братину. Дочь поклонилась Друцкому в пояс. Опричник одним духом выпил, поставил братину на поднос, обнял девушку, сочно поцеловал.
Курлятев заскрежетал зубами. Лицо покрылось мертвенной бледностью.
Женщин усадили насильно за стол.
— За такую честь — подать вина боярыням!
Грязной облапил хозяйку, прищурил глаз.
— А у тебя, князь, губа не дура. Эвон какую боярыню раздобыл. — И, причмокивая: — Принесли бы вина, распотешили бы.
Дворовые бросились из терема, вернулись с бочонком.
Один из опричников внимательно огляделся, жалко скривил лицо.
— Чем бы ещё князь-боярин гостей попотчевал?
Взгляд его упал на подголовник.
— Эна! Гляди!
Курлятев тяжело засопел.
— Не дам! Не дам ломать!
Пригнул голову, на лоб упала седая прядь, надвинулся на опричника.
— Не дам ломать!
Друцкой стукнул кулаком по столу.
— Так-то царских людей принимаешь! — И резко проговорил: — Связать!
Навалились, сбили с ног, привязали полотенцами к дверной щеколде.
— Оно так-то вот краше.
Опричник плюнул сквозь зубы в лицо Курлятеву, повернулся к боярышне.
— Сняла бы, царевна, кокошник.
Девушку мутило от выпитого вина, заволакивало сознание. И когда с неё сорвали кокошник, сквозь всхлипывания неожиданно расхохоталась, потянулась к ковшу, потеряв равновесие, ткнулась лицом в залитый вином стол.
Грязной утащил боярыню в сени.
Василий Артемьевич, красный от напряжения и ненависти, отчаянно рвался, кричал.
Всю ночь пили опричники. На рассвете они приготовились в путь. Курлятевское добро было уложено в колымаги. В крайнюю повозку посадили боярина, Никишку и Фиму. Впереди построились псари со сворой боярских псов.