– Ваня, ты попить не хочешь? – раздалось откуда издалёка.
Иван с трудом вернулся из мысленной круговерти и открыл будто налитые свинцом веки. Кто это? Неужели Дуня приехала? Или это Катя? Нет, Дуня! Когда же она вернулась? Почему он не помнит, когда она приехала? Дуня поднесла к сухим губам кружку со святой водой, он почувствовал, как прохладная сладкая влага растеклась по шершавому языку, смыла горечь – и ему полегчало.
– Дуня, – впервые ласково обратился он к ней после давней размолвки. – Ты приехала.
– Мне Тимоша телеграмму отбил.
– А ведь ты еще не спела мне нашу прощальную песню. Помнишь, ту самую, которой ты провожала меня на службу. По-старинному, как мама тебя научила. Спой, а?
– Что, прям сейчас? – смущенно оглянулась она. – Ну, ладно… – И тихонько запела:
Последний нонешный денё-о-о-тшак!
Гуляю я с тобой, мило-о-о-тшак!
А завтре рано чуть свято-о-о-тшак!
Запла-а-ачет вся моя родня-а-а-а!
– Спасибо! Хорошо… – Едва заметно кивнул Иван, повернулся насколько мог и горячо прошептал: – Дуня, ты прости меня, окаянного. Я ведь тебя убить хотел.
– Да знаю я, Ваня, – спокойно сказал жена. – Давно уж простила. И ты меня прости. Видно враг обозлился на нас, раз так сильно отомстил за веру нашу.
– Какая у меня вера, Дуня! – прошептал он со стыдом и почувствовал, как слеза раскаленным металлом прожгла еще одну морщину на его лице, высохшем как у мумии.
– Не хочешь ли исповедаться и причаститься? – осторожно, как больного ребенка, спросила она.
– Нет, Дуня, поздно! Видно гореть мне в аду за моё иудино предательство.
– Нет, Ваня, раз ты плачешь и прощения просишь, ты не Иуда, а апостол Петр. Он раскаялся, Господь простил его и стал Петр апостолом. И теперь у него ключи от рая. Может и ты?..
Но Иван уже не слышал, его обратно унесло тёплым течением реки смерти в прошлое. Перед ним появился почтовый конверт, из него невидимая рука достала исписанный листок бумаги, аккуратно развернула, и на бумаге выступили ярко-синие слова, написанные рукой Ивана: «Жил я с тобой, Евдокия, будто не солоно хлебавши». Он тогда выпил лишнего и взялся писать ответ на Дунино приглашения приехать к Василию в гости, искупаться в море, поесть винограда, навестить Тонечку. А Иван в приступе обиды написал ей такое! Стыдно-то как! Горько…
«Ох, Господи, Господи! Если возможно, прости меня и детей моих! Сам я предал Тебя и детей своих от Тебя, из Церкви Твоей увёл! Нет мне прощения, Господи! …Если ты Сам не простишь нас по любви и милости Твоей! Господи, помилуй!»
Последние слова еще долго эхом отзывались в запутанных лабиринтах каменных ущелий, носились под черным небесным сводом и уходили в толщу темной воды: «…прости-и-и-ишь нас по любви и милости Твоей! Го-о-о-осподи, поми-и-и-илуй!»
Огромный серо-зеленый рак, заполнивший живот, разозлился, вцепился острыми шипами клешней в желудок. Сил кричать от боли уже не было. Из растерзанного чрева в горло хлынула горькая желчь, огнём обожгла грудь, голову, растеклась по всему телу. Иван трижды сильно дёрнулся – и вдруг оторвался от жёсткой кровати и взлетел к потолку. Взглянул вниз, там лежало высохшая мумия, в морщинах, серых пятнах и реденьких белёсых волосах, от тела исходил неприятный сладковатый запах разложения.
Внезапно будто сильный порыв огненного ветра подхватил Ивана, и он – невесомый и прозрачный – полетел сквозь потолок, крышу, сквозь черное небо над огнями вечернего города. Где-то сзади остались люди, жена, дети, дом, земля. Он летел сквозь звездные облака, огненные сферы и космическую тьму туда, откуда светил огромный, во все небо восьмиконечный Крест. Но между Крестом и Иваном выросла высокая крепостная стена. И, наконец, он встал на ноги и увидел перед собой огромные врата, которые медленно приоткрылись. Оттуда пахнуло ароматом весны, там, внутри, зеленели деревья и цветы неземной красоты, высились церкви и дворцы из драгоценных камней, там пели птицы и стояли люди в светлых одеждах.
Такие счастливые!.. Красивые! Люди протягивали к нему руки и звали войти внутрь, чтобы разделить с ними райское блаженство. Иван тоже потянул к ним руки. Он узнал их: отец, мать, братья и сестры, священник Георгий с семейством, чуть дальше – Государь со святым семейством и много, много других людей, которых он не знал при жизни, но сейчас знал каждого по имени. Иван шагнул к ним навстречу – но вдруг перед ним вырос огромный гвардеец в золотых воинских латах и могучей десницей остановил Ивана.