— Я что-то не понимаю, — пригладив усы, сказал Архип Степанович, — откуда же взяться в наших краях голоду, коль у нас все амбары под самую завязку зерном набиты? У меня на дворе полны кадки рыбы и мяса, погреб ломится от картошки с репой, копченые окорока висят на любой вкус и цвет, конопляное масло — бочками. Три коровы заливают нас молоком, дают масло, сметану, сыр. Рысак орловский копытами бьет и летает шибче ветра, тяжеловоз брабансонских кровей тыщу пудов за раз в подводе тащит и только покрякивает, зверюга эдакая. Куры там, гуси, индюки по двору гуляют — это бессчётно. Одежонку самую ладную всей семье каждый год на ярмарке справляем от самых лучших столичных магазинов. Вот поглянь, на мне сюртук тонкого аглицкого сукна, жилетка атласная и рубаха шелковая — да в таких нарядах раньше только графья ходили! Сапоги юфтевые уж надевать срамимся, хромовые офицерские со скрипом нам подавай, девкам — сапожки легонькие на шнуровке, с сафьяновым подгибом. Так откуда он взялся этот голод, Данилушка! Неуж, опять социалисты, цареубийцы, якобинцы какие придумали и народ смущают?
— Нет, Степаныч, на сей раз есть он — голод, есть. Я самолично заезжал в мордовские и татарские села, там такая голытьба, что тошно видеть.
— Слушай, брат, а может они не справляют молебны перед посевной или, скажем, от бездождия?.. Ну да, прошлое лето было жарким, не спорю. Так мы как увидим, что земля-кормилица иссохла и водицы просит, так сразу отца Георгия зовем: помоги, честной батюшка. Он, как положено, на молебен уже со своим зонтом приходит, как отпоёт молитву, как скажет «аминь», так зонтик открывает, потому как в небе невесть откуда облако наливное появляется и давай поливать дождиком леса-поля, да нас, грешных. У них, разве не так, что ли?
— Этого, конечно, у них нет. Откудова!
— Вот и ответ! — воскликнул Архип Степанович, ударив огромной загорелой лапищей по крахмальной белоснежной скатерти. — А еще, поди, ума нету, чтобы запасы предусмотреть, да излишки продать, чтобы монетка на всякий-провсякий случай в сберегательном банке лежала.
— Какие там у них излишки, — махнул рукой Данила Антонович. — Да они подчистую съедают урожай уже к марту, а потом на подножный корм переходят, на кору да лебеду.
— Ничего опять не понимаю, — глубоко вздохнул Архип Степанович. — Нам Бог такую землю дал от щедрот Своих, что просто на хлеб намазывай, да ешь — кругом чернозёмы жирные; реки полны рыбы, леса — дичи. Знай себе, трудись не ленись во славу Божию и живи добропорядочно.
Заехал с бедовой новостью Архип Степанович к знакомому уряднику, тот подтвердил — есть голод, аж в шестнадцати губерниях. Потом еще завернул к священнику Верякушинскому, отцу Георгию, а тот уж ящик справляет для сбора милостыни голодающим. Сказал, что бумагу из епархии привезли, чтобы, значит, собирать начал. Зашел к старосте, а тот уж сам ему новость выкладывает: завтра сельский сход, будем решать насчет голода, запасов продовольствия и помощи бедным.
Сход решил принять денежную ссуду от Государевого займа, закупить зерна в магазинных лабазах, что в Лукояновском земстве да отрядить по первому снегу санный обоз в Новороссию, где по слову верному урожай богатый собрали. А еще в трех бедствующих деревнях поблизости организовать столовые бесплатные и послать туда отца дьякона и двух-трех девок в помощь ему, чтобы готовить да на столы накрывать.
По первым заморозкам потянулись к Архипу Степановичу бедные родственники из дальних мест, рассказывали о голоде, распространении тифа, холеры, о брошенных пустых деревнях. Каждый увозил домой мешки с мукой, зерном, окорока и солонину. И так уж вышло, что запасы начали таять на глазах. Пробный заезд старосты в земские лабазы показал, что цены на зерно подскочили и стали невыгодны, и потому санный обоз из богатой Новороссии Архип Степанович ожидал вместе с селянами, как Моисей в пустыне манну небесную. Но, слава Богу, дождались. Словом, пережили они и этот голод и последующие, которые проходили не так драматично. Но самое главное слово в этом деле сказал отец Георгий на проповеди в церкви на обедне.
— Как известно из Святого Писания, — сказал он в абсолютной тишине, — Господь посылает скорби: голод, мор, стихийные бедствия — для того, чтобы люди Божии вспомнили, что «без Меня не можете творити ничесоже», чтобы показать нам нашу человеческую немощь и свое величие. Если человек не хочет добровольно поститься, Бог дает ему пост насильственный — голод. Вы посмотрите, дорогие мои, — обвел он руками храм и все окружающие поля и леса снаружи, — мы-то с вами не отступали от отеческих традиций, храм посещали, молебны справляли. И что? Разве узнали мы, что есть голод в нашем доме? Никак. А те несчастные, кто Бога забыл, — они как хряк, прости Господи, который подрывает корни дуба, который его, глупого, кормит своими желудями. Мы-то, конечно, им помогали от души, но вот сделали ли они выводы? Не знаю… Конечно, как сказывали мне знакомые попы, народу в храмах поприбавилось. Только надолго ли?.. Словом, братья и сестры, будем и ныне и присно стараться изо всех сил не отступать от Бога, а до последнего вздоха оставаться с Господом нашим, с Его милостью, в лоне Божией отеческой любви. Аминь.