— Вот вы сами себе и ответили, доктор. Разве то, что за каждым шагом мальчика присматривали, уберегло его от несчастья, едва не закончившегося трагедией? Разве он никогда не падает, не ушибается? Даже в Спале во время выздоровления, едва ему делалось лучше, он прятался в подушках или пугал всех нас, тайком забираясь под кровать, — вы это забыли? Один государь мог тогда его успокоить. Осмелюсь предположить, что сейчас Алексей Николаевич нарочно старается вести себя как можно недисциплинированнее, так как чрезмерная опека унижает его и безмерно тяготит. Если мы сумеем уговорить императора отстранить от наследника этих двух матросов, что всегда следуют за ним по пятам, и дать ему как можно больше воли и свободы, то такой смышлёный ребёнок, как Алексей Николаевич, будет благодарен нам и найдёт в самом себе силы и волю противодействовать собственной живости. Сейчас же он стал очень нервным — тяжёлая болезнь ослабила его и страшно измучила. Он очень бурно реагирует на любые попытки его сдерживать. Кроме того, я начинаю замечать в ребёнке начатки скрытности и лукавства, которых раньше в нём не было. Всё это — следствие его страстного желания убежать от невыносимой опеки.
— Пусть так, хорошо. Но вы понимаете, что я как врач не могу идти на такой риск? Ваши первые шаги в качестве воспитателя наследника довольно неожиданны, и я уважаю вас за мужественное желание пойти на этот страшный, хоть и оправданный риск, который мне не под силу, но... но поймите, дорогой друг, я всего лишь врач!
Жильяр от сердца вздохнул с досады.
— Итак, Россию ожидает слабый физически и немощный морально, безвольный, лишённый самообладания и силы духа правитель? Тогда как из этого удивительного ребёнка мог бы вырасти сильный и волевой, чуткий к страданиям других, собранный, во многих отношениях необычайно одарённый государь.
— Мсье Жильяр, — мягко возразил доктор. — Если Их Величества послушают вас, то мальчик может умереть раньше, чем унаследует корону. Впрочем, в любом случае решение остаётся только за августейшими родителями. Но я не советовал бы вам настаивать.
— Понимаю вас. Однако я должен так же честно выполнять свою задачу, как вы — свою.
— О, это бесспорно.
— Что ж, тогда будем надеяться, что государь и государыня примут мудрое решение, которое прекратит споры между нами.
— Я тоже искренне этого желаю, дорогой мсье Жильяр.
Снова Пьер Жильяр видел этот сводящий его с ума тяжёлый взгляд исподлобья, которым наследник «одаривал» только его. Учитель нашёл в себе силы ответить ласковой улыбкой, хотя им уже овладевало отчаяние. Только вчера мальчик разоткровенничался, рассказывая, как сильно он хочет быть таким же, как сёстры, — ездить на велосипеде, играть в теннис, грести на лодке... И вот опять... Жильяр прекрасно понимал, что неприязнь ребёнка направлена не на него лично, так как ещё в Спале они прекрасно поладили: когда наследник выздоравливал, Пьер читал ему книги, развлекал, как мог. Да и учился Алексей подобно сестре Ольге — легко усваивая сложнейший материал. Всё изменилось, когда Жильяра назначили воспитателем к цесаревичу; сознание страдающего ребёнка восприняло это назначение не иначе как появление в жизни, и так уже полной самых обидных ограничений, ещё одного тюремщика. И эта новая сдерживающая сила, давящая на него, оказалась нестерпимой.
— Я не хочу сегодня заниматься! — дерзко заявил Алексей Жильяру.
Слова «не хочу» от него вообще редко слышали, а уж непочтения к старшим и вовсе в царском сыне не замечали ни капли. И вот — открытый вызов. Взгляд уже не исподлобья, а глаза в глаза. И тот же кроткий укор в прямом взоре, что поразил однажды государя. Пьер опешил: «Нет, так больше не может продолжаться. Сегодня же постараюсь поговорить с Их Величествами».
— Хорошо, Алексей Николаевич, — спокойно и даже весело отвечал Жильяр. — Что же вы прикажете мне делать сейчас?
Ребёнок пришёл в смущение. Сам царственный отец даже слугам ничего не приказывал, а только обращался с вежливыми просьбами — а он всегда стремился подражать отцу. А тут — учитель!
— Я... я не знаю.
— Тогда, быть может, вы расскажете мне что-нибудь интересное?
Царевич, слегка пристыженный, к радости Жильяр, наконец-то заулыбался. Его лицо, обрамленное каштановыми прядями, сейчас было розовым и сияло здоровьем.
— Хотите, расскажу вам сказку? — предложил Алексей.