Взгляд тёмно-синих глаз, сопроводивший эти слова, был искренен и светел. Керенский, быстро потупив взор, пробормотал, что на сегодня вопросов достаточно.
— Ваша супруга не лжёт! — объявил Керенский царю, выйдя от Александры Фёдоровны. Для министра это было потрясением.
— Это для меня не новость, — едва заметно усмехнулся Николай. Он тоже, сам того не подозревая, производил странное впечатление на Керенского: не ожидал министр-социалист от бывшего царя такой простоты и естественности, такого непринуждённого обаяния и... такой глубокой грусти в прекрасных глазах. Стыдно вдруг стало за всё. Ох, как стыдно!
Керенский оставил Александру Фёдоровну в покое, проникся к ней уважением, отменил глупые ограничения, извинялся, целуя руки, и всё стало по-прежнему.
Но по-прежнему не значит — без оскорблений...
Глава двадцать пятая
ОТЪЕЗД.
1917 год, май — август
В один из очаровательных майских дней Александра Фёдоровна сидела в траве на подстилке, смотрела, как младшие дети, радуясь тому, что отступили все болезни, придумывают какие-то игры для развлечения, смеются... Она не заметила, как встала и отошла куда-то сидевшая рядом с ней баронесса Буксгевден.
— Нукоть, я тоже присяду, — услышала государыня. Обернувшись, увидела солдата, простецки устраивавшегося возле неё. Любезно подвинувшись, Александра Фёдоровна с интересом вглядывалась в усатое лицо. «А лицо-то доброе! Нет, все они добрые, хорошие. В противоположность тем, кто обманул их, соблазнил, затянул в эти сети. А те-то... ох, да ведь и те тоже обмануты — врагом рода человеческого».
Солдат несколько минут молчал, потом крякнул, провёл рукой по усам. Он явно хотел завести беседу.
— Славная пора, — помогла ему государыня. — Цветение вокруг, воздух такой душистый. В деревнях, наверное, ещё лучше, ещё красивее. Вы в деревне родились? Или городской?
— Из деревни я, из-под Москвы, — солдат помолчал. — Вы вот что скажите-ка мне, Ляксандра Фёдоровна, отчего вы простого народа сторонились? Чего ж сами-то не проехали по деревням нашим, не посмотрели, каково мужик живёт?
— У вас жена, дети есть? — неожиданно спросила царица.
— Жена Дашенька и деток четверо, — солдат усмехнулся, думая, что собеседница ушла от ответа.
— Наверное, непросто ей с четырьмя-то детьми?
— Так ясно, махонькие ещё пострелята, шумные. Все норовят сунуться куда не надо. Да и болести к ним липнут...
— Так вот и я, как вышла замуж за государя, вскоре родила дочь, а потом ещё четверых детей. Так уж и некогда было путешествовать по России, с детьми надо было быть.
— Так что ж, нянек, что ли, не было у царёвых деток?
— Так какая же мать своих детей нянькам передоверит, когда сама ходить за ними может?
— Хе, — солдат довольно улыбнулся в усы. — И то.
— А потом уж ушла моя молодость и силы вместе с ней. Да и с детства не была я здоровой. Так что Россию объехать нелегко мне было бы.
— Да уж, вижу, — солдат неожиданно перешёл на «ты», — и здесь по саду сама не ходишь, возят тебя в кресле. Тяжко небось?