- Да перестань ты выть, Джойка!..
И обреченность болячки уже видна воочию: встала, зарылась и даже не огрызалась, любые прыжки, резкие движения совсем нечувствительны - никакой боли, одно удовольствие, а значит, кровеносные сосудики молодцом держатся, окрепли молитвой дяди Григория.
Каждый раз после прочтения вечерних молитв, перед надвижением сна, проступает в воздухе перед глазами его ласковая, успокаивающая бородатость. И рука его на засыпающей голове, а от руки сила могучая, исцеляющая, которая любую боль, любую болячку прихлопнет, как тогда в прошлогодний Николин день, когда доктора, его окружавшие решили, что этот день его - последний, кровь безудержно лилась из носа, и остановить ее не было никакой возможности. Силы неотвратимо таяли, вместе с кровью уходила жизнь. Мама стояла на коленях рядом с его кроватью и плача молилась.
Тогда первый и последний раз он видел под глазами у Папа слезы. Две слезинки под правым и левым глазом замерли под нижними веками. Глаза будто пытались втащить их назад, но сил на это не было. Его вдруг качнуло, он перекрестился и, отвернувшись, отошел к окну.
Джой и Джемми тоже были у кровати и, поскуливая, лизали пальцы опущенной к полу, его правой руки. А Джой с удивлением разглядывал на необыкновенном, неузнаваемом цвета воска лице хозяина два красных бугра под его носом. Это комки окровавленной ваты торчали из его ноздрей.
"Безнадежно" - вот что читалось в отчаянных взглядах обоих врачей, возившихся с ним. Наконец доктор Деревенко просто развел в стороны руки, сокрушенно уронив голову на грудь, а профессор Федоров стал метаться с требованием немедленно доставить ему морских свинок, из которых должен вытянуть какую-то железу. Это последнее средство, - выкликал он, - последняя опора медицины для данного случая". Но никто не бежал за морскими свинками, все пребывали в оцепенении. И тут он увидал надвигающуюся на него бороду Григория Ефимыча. И глаза его, единственные в мире, которые придавливали всегда любую его боль. И голос его раскатистый, который уже исцелял его по телефону. Тогда ухо взняло вдруг страшной болью до беспамятства. В руках у Мама трубка телефонная и голос из наушника в больное ухо: "Ты, Алешенька, это брось... Ушко болит? Ничего у тебя не болит, ну-ка засыпай давай, спи, спи дорогой, ничего не болит". Заснул мгновенно и утром помнил только голос, боль не помнил.
- Чив-во? Каку-таку свинку?! Эх, чудачье. Да отстранитесь вы, уч-ченые. А ты, Алешенька, чего это опять учудить решил?.. Щас, мы эту подлую болячку молитовкой как метлой... Николушке нашему угодничку помолимся, его же нынче день... Да застынь ты со своими свинками, живодер!.. Оставь им их железки. А ты, Алешенька, вот яблочко скушай, и все пройдет. Антоновка наша зимняя, чудо яблочко, думал на весеннего Николу тебе подарить, да вот на зимнего скушай, сегодня наш Никола особо добрый, вот вишь, Джоечка твой с Джемкой это понимают, вон как хвостами виляют, радуются празднику и выздоровлению твоему, эх, ну-ка, собачки, становись рядом со мной, помолимся. - Он вынул комки окровавленной ваты из его ноздрей и бросил их на пол, встал на колени, размашисто перекрестился и проговорил своей громкой раскатистостью:
- Николушка, милый, исцели отрока Алешеньку...
Он лежал, не чувствуя уже боли и чувствуя, что кровь остановлена и глядел в глаза Григория Ефимыча, устремленные на образ Николая Угодника над его кроватью. И теперь, глядя на эти отрешенные и сосредоточенные глаза, он знал, что означают слова "молитва услышана". Эти слова он часто слышал, когда Мама читала ему на сон что-нибудь из святоотеческого. И теперь он видел реальность этих слов в жизни. И знал теперь, что означает словосочетание "Божий человек". Это такой человек, которого слабый вздох сразу доходит до Божиего уха и просимое вздохом исполняется сразу, ибо Ухо знает, что услышит оно только самое нужное и важное для просимого, а вера у него такая, что и гору сдвинет, да не нужно ему сдвигать Богом поставленную гору, ему надо кровушку несворачивающуюся свернуть у наследника престола величайшей и единственной в мире Православной Державы. Попустил ты, Боженька, волей Своей неисповедимой разгулу этой болячки, ну и прихлопни теперь.
- Все, Алешенька, твою кровушку нам Николушка отвердил, затвердел, больше плескать не будет. Давай, яблочко кушай.
А он, откусывая от яблока, глядел улыбаясь на остолбеневшего профессора Федотова, весь облик которого теперь выражал только одно: но этого не может быть...
Доктор Деревенко просто пребывал в радостном шоке. А он, жуя яблоко, удивлялся докторам - да что же вы так потрясены, господа врачи? Божий человек просит Бога, и Тот устраивает все так, как Ему угодно...