Выбрать главу

– По приказу. Да хоть и не было бы приказа, все равно бы стреляли. Комиссар говорит: “А ну расстрелять этот глаз, чтоб не глядел, давит!” Ну, мы и давай. А так ведь и не попали ни разу. Очень ярился комиссар, сам всю обойму из маузера своего в глаз выпустил и тоже – мимо. Вон и сейчас смотрит.

– Да что ты перед ним?! – вскипел молодой. – Срезали купола, значит туда и дорога! А глаз этот – я, я сейчас расстреляю, и не промахнусь!.. Действительно – давит! И Боженька твой не накажет!

– Да это ведь неведомо еще, насчет наказания-то.

Тут молодой совсем осерчал и даже ногой топнул:

– Не! Он еще и угрожает! Еще проверим, какой ты батюшка. Не было тут никаких батюшек, пятилетка безбожия всего вашего брата прихлопнула.

– Да на место прихлопнутых всегда новые найдутся.

– Ты, что ль?

– И я.

– Глянь, здоровый молодой бугай, “ревматизм у него с детства”! На тебе пушки возить, а он рясу одел! Откуда вы такие беретесь в наше время? Всех, вроде, скосили, и – пожалуйста. Ба-тюшка! Ну так откуда ты такой взялся?

– Родился я тут, гражданин начальник.

– Я не о том! Кто тебя рукополагал на временно оккупированной территории?

– Кто же еще может рукополагать, кроме архиерея?

– А он откуда тут взялся? Через линию фронта, что ли, по-пластунски? В этой развалине рукополагать таких, как ты?

– Сначала “развалину” освятить надо было заново, после того как вы тут двадцать лет резвились. Ну, а уж потом моя очередь. И зачем же по-пластунски, он ведь оттуда, с другой стороны.

– Эмигрант что ли, белогвардеец?

– Эмигрант, наверное, но уж точно, что не белогвардеец. Русский человек он. Вроде вас, да меня. Только в архипастырском звании. Старенький. Очень старенький.

– Недобиток, – проскрежетал тот, кто помоложе.

– Точно. Слава Богу, не добили.

– Имя его как?

- Владыка Серапион.

– Откуда он?!

Тот, кто постарше взял за руку того, кто помоложе:

– Остынь, успокойся.

– Да спокоен я, вот взял бы сейчас и очень спокойно грохнул бы его. Ну, так откуда он, этот Серапион?

– Я не спрашивал.

– А что ты спрашивал? Ты хоть документы у него спрашивал?

– Упаси Господь, я ж не грозный особист.

– Так он, может быть, самозванец, может и ты поп-то не настоящий, а липовый.

– Нет, – допрашиваемый широко улыбнулся, – он не самозванец. И поп я не “липовый”.

– Да откуда ж ты знаешь, если документы не смотрел? Пришел, понимаешь, некий сморчок, очень старенький...

– В мантии, с панагией.

– Да я сейчас команду дам куда надо, я тебе предстану в китайском императорском облачении. “В ма-ан-тии!..” Да что там – самозванец.

– А это вон, что за дерево?

– Ну, дуб.

– А может, он самозванец? А на самом деле – ольха?

– Да...

– Да что там “да”, раздакался.

Оба вопросителя аж привстали от такой наглости. Правда тот, кто постарше чуть позже слегка ухмыльнулся. А батюшка будто и не заметил их привставания.

– Когда орла перед собой видишь, не скажешь ты, что перед тобой – самозванец, коли он тебе документов за подписью участкового не представляет.

– Ишь, разорелился, орел, тоже мне.

– А он и есть орел, хоть и старенький. Как глянет, ну прямо вот сейчас всю грязь из тебя выклюет. И все больше молчит, не клекает, хоть и орел. А ты вот (к тому, кто помоложе), вроде и клекаешь, шум производишь, а – кудахчешь. Курица, а не орел. Глазами сверкаешь, а в них – муть-тусклость одна.

– А?! – за кобуру схватился.

Тот, кто постарше, сглотнул, чтоб не рассмеяться и схватил за руку того, кто помоложе:

– Спокойно.

– Да я... Я те дам “курица”!

– Да дашь-то, дашь, это уж точно, да все одно по-куриному, это уж я проходил.

– Так что ж ты проходил? – спросил тот, кто постарше чуть ли не приятельским тоном. – А то у нас тут в документах насчет тебя неясность по этому поводу.

– Ну, тогда какой же ты особист, что на меня у вас в документах неясность? А должна быть светлость, коли работа такая.

– Война, батюшка, война.

– Кому – война, а вам особистам – мать родна. Лепи из нашего брата шпионов, пол-России вон сколько лет под чужим, не вашим присмотром было.

– Да и тебе война – не мачеха, война ж тебя попом сделала.

– Да уж никуда не денешься, она и храм этот из склада вновь храмом сделала. То, вон, Багратионов прах из могилы выдергиваете, срамное поругание устраиваете, теперь, пожалуйста – “танковая колонна имени Багратиона”. Имя Суворова и вслух-то произнести нельзя было, как же, “слуга царскому режиму”, а теперь, вон, ордена его имени. И пятилетки безбожия ваши – война угробила. Да и то, друг дружке глотки рвать, свое же, веками нажитое, крушить-ломать и называть это “гражданской войной”, это одно, тут безбожие самое оно. Тут слово “Отечество” хуже матерного, за него и к стенке запросто. А вот такая война, когда извне силища наваливается, тут, коли Бога не вспомнишь – пропадешь. Тут и война стала – Отечественной! И вам, небось, свыше указ есть: вот этот храм не трогать, не закрывать? А?