— Никакой особенной. Братишка маленький у меня занемог, так в больницу его положить пришлось.
— Какой братишка? Тот, что в мещанском училище учится?
— У меня лишь один брат и есть. Только из училища он вышел.
— Когда? Почему вышел?
— Экзамена он не выдержал, из класса в класс не перешел. А он стипендиатом был, на счет города воспитывался. Ну, не выдержал, не перешел из класса в класс, его и исключили!
— Так отчего же ты мне не сказал всего этого?
— А что бы ты сделать могла? Ведь не ты экзаменуешь в мещанском училище! — насмешливо протянул Нечаев.
— Не я экзаменую, но я нашла бы какой-нибудь путь, дорогу нашла бы к его начальству.
— Нет, спасибо, я до подобных дорог не охотник. Я прямой дорогой ходить привык.
— Да не об этом речь, а о том, что с твоим братом. Чем он болен?
— Тиф у него… простудился.
— Когда? Где? Господи Боже мой!
— Платье у него холодное было. Казенное взяли, в училище оставили, а своего теплого не было. Ну, он и простудился.
— Так ведь это же ужасно, Гриша! Что с тобой? Ты с ума сошел? Что же ты ко мне не обратился?
— Зачем?
— Ну конечно за деньгами! Дать мальчику замерзнуть на улице до того, чтобы он тиф схватил, позволить каким-то там дуракам раздеть ребенка и вытолкнуть его раздетого на улицу! Да разве это все возможно?
— А ты что за опекунша всего белого света? Меня самого не сегодня-завтра на мороз погонят!
— Тебя? Кто?
— Да все, с кем я имею дело: во-первых, моя квартирная хозяйка, которой я не плачу, потому что платить нечего; во-вторых, мой товарищ, которого я запутал своим неплатежом; в-третьих, генерал Гедеонов, мой прямой и непосредственный начальник, который и так уже косится на меня за то, что я опаздываю на репетиции!
— Так почему же ты опаздываешь?
— А потому что сил моих не хватает присутствовать на этих репетициях и видеть все то, что на них проделывается! Сил нет переносить всю эту грязь, видеть всю эту мерзость и молчать, как молчат рабы перед господами, как крепостные перед помещиками. Тебе непонятно все это? Да? Впрочем, тебе с некоторых пор многое стало непонятно, что прежде было понятно и близко! Да я не удивляюсь! Наука жизни — великая наука, и даром она никому не дается.
Асенкова слушала его внимательно, но как будто слегка утомленная его горячей речью.
— Спорить я с тобой не буду, — сказала она, — твои теории оспаривать не стану. Каждый понимает и встречает жизнь по-своему. Но если ты признаешь за собою право самого себя ставить в неловкое и невозможное положение, то над другими тебе этого права не дано. Ты можешь игнорировать меня сколько тебе угодно, я не в претензии, но для брата ты должен взять у меня денег.
Нечаев поднял голову.
— Нет, твоих денег я не возьму ни для себя, ни для брата, ни для того, чтобы свою мать из могилы поднять, если бы она могла встать! Понимаешь ли ты? Мать с того света я этими деньгами вернуть не соглашусь — так горьки, так страшны мне твои деньги.
Асенкова молча отошла от него и, вернувшись домой, не села за стол, а весь вечер пролежала в темной комнате. Она не поехала в театр и после спектакля получила от Гедеонова бонбоньерку с запиской, отчего ее не было видно в ученической ложе. Чиновник театральной конторы, на которого было возложено это поручение, почтительно доложил молоденькой артистке, что к ее услугам была бы и другая ложа, если бы ей не угодно было сидеть в общей ученической. Асенкова ответила, что не могла приехать в театр по случаю болезни, и с глубоким волнением узнала, что через два дня в театр ожидают государыню императрицу.
— Вас разве не уведомили об этом? — удивился чиновник.
— Нет, мне никто не сказал.
— Пойдет ваша коронная пьеса «Полковник старых времен».
— Да?
Варя заметно оживилась. Ей хотелось выйти перед императрицей, которую все воспитанницы театрального училища обожали, хотя почти никогда не видели. Для них она была олицетворением грации и милости; это был луч солнца на царском престоле.
Чиновник откланялся и направился к двери. Старушка бросилась сама провожать его.
— Хорошо, мама, что мы с вами на завтра устроили новоселье! — сказала Варя матери. — Послезавтра уже всем было бы не до того. Государыня в театр собирается. Директор, Бог его знает, как к этому готовится! Ведь она в Александрийский театр почти никогда не ездит!
— И ты будешь перед нею играть, Варюша?
— Ну конечно. Государь сказал, что специально для меня привезет в театр императрицу.
— Ну, это он так милостиво пошутил с тобой, и этих его слов ты даже в шутку не повторяй! — робко заметила старушка.