В силу всех этих давно исчезнувших законов и обычаев Галахов, вернувшись домой, отдал приказ своим ближайшим агентам быть наготове, а сам не раздеваясь сел и уснул в кресле перед своим письменным столом.
Эта предосторожность вполне оправдалась, так как на заре он был потребован лично к государю.
Исполнительный обер-полицмейстер мигом собрался и помчался во дворец.
Император подробно передал ему весь инцидент с неизвестной маской в доме графини Воронцовой и поручил ему в тот же день разыскать и доложить ему об имени смелой незнакомки.
— Это имя должно было известие графине Воронцовой или ее супругу, — прямо ответил Галахов.
Государь несколько изумился как самой мысли, высказанной его обер-полицмейстером, так и его уверенному тону и быстро спросил:
— Как? Почему ты это думаешь?
— Я не думаю, ваше величество, а непреложно уверен в этом.
— Но почему? Почему?
— А потому, что они оба лично контролировали билеты всех гостей при входе их в зал.
— Да, это правда. Но в таком случае, стало быть, графиня Воронцова была в заговоре?
Сказав это, император пристально взглянул на Галахова.
Однако и подобный вопрос не смутил последнего; он по-прежнему спокойно ответил:
— Нет, этого могло и не быть, ваше величество. Незнакомая маска могла пройти по просьбе кого-нибудь из лиц, которым граф или графиня особенно доверяют.
— Да, ты опять прав. Но все это может быть, наконец, проверено?
— Только не мною, ваше величество. Ведь я не имею права явиться спозаранку в дом их сиятельств и, подняв их чуть не с постели, требовать от них отчета в порядке их семейного праздника.
— Да, твое соображение справедливо. Но кто же в таком случае может сделать это?
— Вы, ваше величество, никто, кроме вас! Перед вами двери графского дома откроются немедленно и беспрепятственно.
— Но мне тоже неловко!
Галахов не ответил на эту мысль императора, понимая, что действительно государь прав: как ни всемогущ он, но и для него должно существовать уважение к чужому спокойствию. Да сверх того и вообще данное положение было очень щекотливо. Потому он высказал свое новое соображение:
— Быть может, это и бесполезно будет!
— Почему? Ты думаешь, что Воронцовы не скажут мне правды?
— В правдивости их сиятельств я не имею права сомневаться!..
— Так почему же мой вопрос может оказаться бесполезным?
— Лицо, давшее подставной маске свое щекотливое поручение, могло прознать о подозрении вашего величества и принять меры к тому, чтобы подставленная маска исчезла из города.
Император слегка усмехнулся, пожав плечами.
— Что это ты, кажется, как в старинных английских романах, о таинственных явлениях заговорил?..
— Что же тут таинственного, ваше величество? Из Петербурга ежедневно уезжает столько лиц. Благоволите дать мне приблизительные приметы этой таинственной незнакомки, и я постараюсь сам поискать ее, но не в числе обывателей, а в числе лиц, выехавших из столицы.
— Когда же она могла выехать?
Обер-полицмейстер, не задумываясь, ответил:
— Теперь еще не успела, но через час или через два может выехать.
— Ты все предвидишь. Молодец ты у меня! — довольным голосом произнес государь и подробно описал внешние приметы таинственной и смелой маски.
Галахов уехал и в два часа дня явился к императору с докладом, что лицо, приметы которого совершенно совпадают с указанными императором, выехало в одиннадцать часов утра, по подорожной, спешно выправленной за два часа перед тем на имя жены поручика Лаврецкого «с будущими», как говорилось в то время в подорожных для обозначения родственников или прислуги, сопровождавших путешественников.
— Догнать! — крикнул государь. — Немедленно догнать и вернуть сюда! Я хочу добраться до начала этой интриги, хочу ее суть разоблачить.
— Для этого опять-таки необходимо обратиться к графу и графине Воронцовым, — ответил Галахов. — Теперь, после того внезапного отъезда, уже совершенно ясно, что маска явилась подставным лицом, подосланным к вашему величеству кем-нибудь из лиц, действительно приглашенных их сиятельствами, и вход этому подставному лицу мог быть обеспечен только по личной просьбе одного из приглашенных и хорошо знакомых хозяевам лиц.