«Ни дать ни взять — кошка на мыша нацелилась, — почему-то подумалось Василию. — Но хороша чертовка. Разве что телом чуток суховата, зато не квашня. А на престоле как сиживает подле меня. Мать моя, Софья Фоминишна, уж на что царевна византийская, ан и то так-то не величалась — телеса пышные мешали. Не зря я ее из тысяч выбрал, ох, не зря».
Вслух же отозвался грубовато:
— Некому отымать-то. Да и бояре супротив меня за удельного князя николи не подымятся.
— За удельного — нет, — проворковала Соломония. — А вот за того, кто твоим же отцом на царство венчан — могут. И не попрекнешь их. Скажут, мол, мы волю великого князя Иоанна Васильевича исполняем. Опять же Димитрий венчан был, а ты…[3]
— Ты еще не угомонилась? — беззлобно — ну не мог он на жену сердиться — проворчал Василий. — Али забыла, что он — мой братанич? Как я на сына брата длань подниму — о том подумай!
— А ты предсмертные слова своей матери Софьи Фоминишны вспомни. Ведь помирала уже, а все о тебе беспокоилась, когда сказывала, что покамест Димитрий, сын волошанки[4] ненавистной, жив, то и тебе покою не будет. Это завет ее тебе был, — шептала Соломония, склонившись к самому уху мужа и нежно покусывая его за мочку. — Да и братанич-то он так себе — наполовинку лишь. Отец-то его тебе не единоутробным братом[5] был.
— Зато единокровным! — отрезал Василий и резко поднялся с постели.
Не в первый раз поднимала этот разговор жена. И дался же ей малолетний Димитрий. Сидит себе и сидит в особой избе, что на казенном дворе стоит. Поди уж почти все про него забыли, а она все лезет и лезет с этим. Раньше он ее сразу обрывал, даже не дослушав, а теперь и у самого какое-то беспокойство на душе поселилось.
Казалось бы — с чего? Уже четыре года он, Василий III, сидит в Теремном дворце своего отца[6], заседает с боярами в Грановитой палате, а Димитрий, почитай, вдвое дольше — в обычной простой избе с толстенными, в палец, решетками на маленьких слюдяных оконцах. Да и сидит он там не на троне, а на простой лавке, которая, правда, имеет добрую пуховую перину, атласное одеяло и прочее, но хоть бы этих перин три было — свободу-то этим не вернешь.
Доброхоты его — князья Симеон Ряполовский и Иван Патрикеев вместе с сынами — тоже по надежным местам. Первый, которому отрубили голову, давно на том свете, последнему, из-за того что он был двухродным братом Иоанна Васильевича[7], оказали милость, сослав в монастырь, где тот и помер. Сыны, правда, живы, но что они могут сотворить? Да и нет у них такого желания.
Однако семена беспокойства, которые чуть ли не каждую ночь щедрой рукой разбрасывала Соломония, все равно потихоньку начали давать свои зловещие всходы. То она напоминала (будто он и сам не помнит) о том, как благородно поступил с сыновьями своего родного дяди Юрия Васильевича его дед Василий Темный и какой страшной бедой обернулось это для него самого. То, и вновь как бы между прочим, подсказывала, что Димитрий последнее время много читает, и книги эти далеко не все святые, а есть и такие, про которые к ночи лучше не говорить, не то… Словом, ночная кукушка и тут перекуковала, к тому же дневной у Василия и вовсе не было[8].
Причем далеко не все из сказанного ею было ложью. Во всяком случае, его деду, великому князю Василию Васильевичу, и впрямь выкололи глаза[9]. А вот напомнить внуку, что впервые начал этим заниматься сам дед, всю жизнь бывший слабым человеком, падким на злые советы, и никудышным правителем, которому лишь его потрясающее везение[10] помогло удержать трон для потомства, было некому.
Да и с книгами тоже не все было неправдой. Во всяком случае, тюремщики Димитрия Внука сыскали у узника некую странную книгу в черном переплете. Загадочные письмена в ней прочесть не смог никто, равно как и никто не смог угадать назначения непонятных кругов, треугольников и квадратов, в изобилии раскиданных на ее страницах.
И хотя сам Димитрий уверял, что он никогда ранее этой книги не видел и не понимает, как она к нему попала, веры узнику не было. Возможно, он никогда ее не открывал, но как он мог не знать, что она у него хранится, когда достаточно было одного запаха, по которому ее и сыскали. От черного засаленного переплета за версту несло самой настоящей мертвечиной.
Последняя находка окончательно подвигла великого князя на принятие решительных мер. Какой-то месяц он еще колебался с выбором исполнителей своей черной затеи, чтобы не попасть впросак, но затем решился.
Как раз была в разгаре зима. После только что весело отпразднованных святок Василий Иоаннович отправился на охоту. В ней тоже сказывался его характер, унаследованный от матери. Всюду, где была возможность, действовать чужими руками, он предпочитал не пачкать своих и первым из великих князей завел псовую охоту, раньше считавшуюся на Руси нечистой.
3
Димитрий (1483–1509) — единственный сын умершего Ивана Ивановича Молодого был венчан на царство своим дедом Иоанном III Васильевичем (1440–1505, великий князь Московский с 1462 года) в 1498 году в возрасте 15 лет, но уже в 1502 году по неизвестным причинам был вместе с матерью взят под стражу. Однако дед колебался чуть ли не до последнего дня, и оттого его сын Василий так и не был удостоен подобных почестей.
4
Жену Ивана Ивановича Молодого Елену, дочь молдавского князя Стефана, из-за ее происхождения часто звали волошанкой, то есть уроженкой Валахии. Умерла в 1502 году.
5
Первенец Ивана III и отец Димитрия Иван Иванович Молодой (1458–1490) был единственным сыном тверской княжны Марии Борисовны и, кстати, главным героем «великого стояния на Угре», отказавшись выполнить повеление своего отца и отвести полки от реки. Умер в 1490 году от «камчука». Василий III (1479–1533), великий князь Московский и всея Руси с 1505 года, был старшим сыном второй жены Иоанна III Софьи (Зои) Фоминичны Палеолог (1448–1504) — племянницы последнего византийского императора Константина XII Палеолога Драгаша.
6
Теремный дворец — так назывались царские жилые покои, заново отстроенные Иоанном III вместе со знаменитым тройным залом — Грановитой палатой.
7
Иван Юрьевич Патрикеев был родным сыном Марии — дочери великого князя Василия I Дмитриевича (1389–1425), то есть его мать доводилась родной теткой Иоанна III.
9
Это случилось в 1446 году по приказу его двоюродного брата Дмитрия Юрьевича Шемяки в отместку за то, что десятью годами раньше сам Василий II Васильевич поступил точно так же со старшим братом Дмитрия Василием Косым.
10
Тут подразумеваются два события. Первое, это внезапная и наступившая так вовремя смерть его дяди Юрия Дмитриевича (1374–1434), который во второй раз уселся на великом княжении в Москве и уже не собирался уступать престол племяннику, но через несколько месяцев неожиданно скончался. Второе произошло в 1445 году, когда Василий II попал в ордынский плен и хан склонялся к тому, чтобы выдать ярлык на великое княжение Дмитрию Шемяке. Однако татарский посол Бегич так медленно возвращался в Орду, что хан решил, будто Шемяка его убил, и выпустил Василия.