до новейших достижений техники (авто, летуны, экипажи, электрассо- нансы,
кинематограф и экспресс).
Но тем не менее Северянин не был певцом города и городской культуры, наоборот,
он хотел избрать жизнь в природе, вдали от цивилизации. В письме А. Д. Барановой от
24 июля 1923 г. поэт восклицал: «Как омерзительны и отвратительны города со всей
своей гнусью и неоправданностью!». Живя в Тойле (Эстония) с 1918 г., поэт ходил за 3-
5 верст в леса и ловил форелей. Нередко в письмах Северянин создает яркие зарисовки
дивного озера Ульясте: «Извилистая тропинка вокруг прозрачного озера приводит Вас
к янтарной бухте, на берегах которой так много морошки, клюквы и белых грибов.
Мачтовые сосны оранжевеют при закате. Озеро зеркально, тишь невозмутима,
безлюдье истое. Вы видите, как у самого берега бродят в прозрачной влаге окуни,
осторожно опускаете леску без удилища в воду перед самым носом рыбы, и она
доверчиво клюет, и Вы вытягиваете ее, несколько озадаченную и смущенную.
Лягушки, плавая, нежатся на спинках смотря своими выкаченными глазами прямо на
Вас, человека, не сознавая ужаса этой человечности, им чуждой: они так мало людей
видят здесь. Стада диких гусей и уток проносятся над озером, разом падая на его
влажную сталь. Все это озеро и его берега, и весь колорит природы напоминают мне в
миниатюре Байкал».
В более раннем письме, Б. Д. Богомолову, появляется своеобразный «портрет»
гатчинских окрестностей: «Живем мы против парка, большого и запущенного,
чарующего меланхолика. Два пруда, как два тусклых старческих глаза, смотрят ввысь
сосредоточенно и глубоко,
ч>'Х''/-Х>”Х> С -Х'-Х^Х^Х"
35
Шагинян М. Воспоминания о С. В. Рахманинове // Воспоминания о
Рахманинове. С. 169-170.
мудрые и замкнутые. На их переносице — прелестная дорожка, увлекающая к
белому дворцу кн. Трубецкой, к белой церкви и, может быть, к белым стихам: такие
места рождают поэмы, а поэмы бессмертят такие места...».
Игорь Северянин, может быть, самый «балтийский» из русских поэтов: «Мои
мечты всегда у моря... Да, север, сумерки и май...»
Он знал народные сказания, особенно эстонские, об Эмарик и Кой- те. По
фольклорным мотивам написаны, например, «Саги, Балтикой рассказанные». Ему
довелось смотреть на Балтийское море с обоих берегов Финского залива — с северных
дюн, из Куоккалы в 1907-1917 гг., и с южной, эстонской, стороны, где поэт снимал дачу
в поселке Тойла еще до Первой мировой войны, а затем так и остался в тех краях
дачником - эмигрантом на двадцать лет, до самой смерти в декабре 1941 г.
О,
море нежное мое, Балтийское,
Ты - миловиднее всех-всех морей!
Вот я опять к тебе, вот снова близко я,
Тобой отвоенный, для всех ничей...
Вероятно, ему вспоминались экзотические воды Корейского залива, которые
будущий поэт повидал, путешествуя со своим отцом по Дальнему Востоку в 1903 г. («И
Море Желтое, я по тебе тоскую!..»). Многое в стихах определялось и литературной
19
традицией, приключенческими романами из пиратской жизни. Александр Вертинский
напевал северянинские стихи, и восторгу слушателей не было предела:
А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер...
Произведения Северянина инсценировали в кинематографе, а балетная постановка
по стихотворению “М-ше БапБ-Сепе” («Мадам Сан- Жен») была украшением
эстрадного репертуара. Но более всего поэт оправдывал избранный им еще в
двадцатилетием возрасте псевдоним «Северянин»: «Сердце северянина, не люби лиан
души...»
Живя в Петербурге, Северянин стремился «из города сизой мглы» туда, где «у моря
Балтийского, / Лилитного, блеклого и неуловимого,... / Для сердца усталого — так
много любимого, / Святого, желанного, родного и близкого!»
В его стихах обычная поездка в Куоккалу превращалась в путешествие куртизанки,
словно сошедшей с картины его современника Константина Сомова:
Карета куртизанки, в коричневую лошадь,
По хвойному откосу спускается на пляж.
Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить, — Блюстителем здоровья назначен
юный паж.
Известно, как много в творчестве поэта было связано с «острым обществом
дамским». Его «северные Лауры» (Злата, Мисс Лиль, Зизи, Тринадцатая) были
воплощением определенного идеала. В реальной жизни Северянин, например, писал в
сочельник, 23 декабря 1908 г., Константину Фофанову: «Дорогой Константин