— Будь предупреждён, человече, и не ходи дальше вглубь Антхара, ибо это царство запретно для всех смертных, и лишь мёртвым до́лжно пребывать в нём.
Тогда всю душу свою обратил сэр Джон к молитве Всевышнему, к Иисусу Христу, Спасителю нашему, и ко всем благочестивым Святым, ибо воистину познал, что прибыл в место, коим правит рука диаволова. И, покуда молился он, мрак продолжал сгущаться; и вскоре дорога перед ним оказалась окутана мраком непроницаемой ночи, в котором ничего нельзя было различить. И, хотя он всё ещё стремился продолжать свой путь, его верный боевой конь застыл истуканом во мраке, не реагируя на шпоры и лишь мелко дрожа, словно разбитый параличом.
И тогда из сумерек, перераставших во тьму, вышли гигантские фигуры, безмолвные и закутанные в чёрный траур погребальных нарядов, под которыми, как помыслилось ему, не было ни ртов, ни глаз. Ни единого слова не произнесли они, и сэр Джон не мог выдавить из себя ни слова в окутавшем его ужасе, не имея сил даже на то, чтобы обнажить свой клинок. И они вырвали его из седла своими бесплотными руками, потащив прочь, почти лишившегося чувств от ужаса, который несли в себе их прикосновения. Они влекли его по неведомым тропам, которые он едва воспринимал гаснущими чувствами человека, низвергающегося в вечную тень смерти. И он не ведал, в каком направлении и как далеко они его ведут; и он не слышал ни звука во время этого перехода, кроме далёких жалобных криков своего коня, подобных крикам души, терзаемой смертным страхом и агонией — ибо шаги его пленителей не рождали даже малого шороха, и он не мог с уверенностью сказать, были ли они всего лишь призраками, или же истинными демонами. Холодное морозное дуновение пронзало его, но не было в нём ни шёпота, ни шуршания ветра; а воздух, который он вдыхал, был густым, напитанным таким страшным смрадом разложения, какой могла исторгнуть из себя лишь разверзнувшаяся гробница.
Рухнув на какое-то время в блаженный обморок, наконец настигший его, он не видел ни тех тварей, что сопровождали его на пути, ни сокрытых фигур, шествовавших с погребальной таинственностью. Придя же в чувство, он увидел, что вокруг него высятся дома. Теперь они двигались по улицам города, едва различимым в упавшей ночи, не принёсшей с собою ни единой звезды. Тем не менее, он видел, или, скорее, предполагал, что в этой ночи сокрыты высокие особняки, широкие проспекты и рынки. И стоило ему лишь приблизиться к этим незримым строениям, как среди них вдруг возникло здание, имевшее вид большого дворца, с блёкло мерцающим фасадом, а купола и башни были наполовину поглощены опустившейся тьмою.
Когда сэр Джон приблизился к его фасаду, он увидел, что мерцание исходит изнутри, смутно изливаясь сквозь открытые двери меж необъятных колонн. Свет сей был слишком слабым для факелов или светильников, слишком тусклым для любой лампы; и сэр Джон поразился его порождающей ужас бледности. Но, подойдя ближе, он заметил схожесть этого странного свечения со свечением фосфора, отрождающегося в склепах в непостижимом процессе разложения.
Ведомый непреклонной волей тех, кто правил его беспомощностью, он вступил внутрь здания. Пленители провели его сквозь величественную залу, чьи резные колонны и богато украшенная мебель воплощали в себе роскошь древних царей. Покинув её, он очутился в огромном зале для приёмов, со стоящем на высоком подии царственным престолом из золота и чёрного дерева. Никакой иной свет, кроме гнилостного мерцания, не озарял внутреннее убранство огромного зала. Но не какой-то лорд или султан из рода людского восседал на том престоле. Нет, то была умопомрачительная серая тварь, высотой и объёмом во много раз превосходящая любого из людей, и являвшая всеми своими непомерно разбухшими формами точное подобие могильного червя. И червь сей был один; и кроме червя, и сэра Джона, и тех созданий, что привели его сюда, громадный зал был пуст, словно мавзолей древних дней, обитатели коего давным-давно были пожраны разложением.
И вот, стоя там, подле того ужаса, который ни один человек никогда не смог бы вообразить, сэр Джон заметил, что червь внимательно изучает его своими маленькими глазками, глубоко погружёнными в непристойное вздутие его лика. Затем ужасный и торжественный глас, обращённый к нему, донёсся до ушей рыцаря:
— Я — властитель Антхара, ставший таковым в силу того, что я одолел и пожрал его смертного правителя и всех тех, кто были его подданными. Знай же, что земли эти в моей полной власти, и что вторжение сюда любой живой твари незаконно и не может остаться безнаказанным. Безрассудство и недомыслие, которые ты продемонстрировал, явившись сюда, поистине вопиющи; ибо прежде был ты предупреждён жителями Абхазского царства, и был предупреждён вновь, шакалом и гадюкой, коих ты повстречал по пути в Антхар. Твоя опрометчивость, бесспорно, заслуживает достойной кары. И вот тебе мой приговор, который будет исполнен до того, как я дозволю тебе покинуть мои владения. Ты будешь заточён средь мёртвых, пребывая, как пребывают они, в непроглядной тьме могилы, познавая все изыски их непреходящего существования и те вещи, кои не до́лжно видеть глазам живых. Да, именно так — всё ещё живой, ты спустишься в самое сердце смерти и гниения, и будешь оставаться там столько времени, сколько я сочту нужным для того, чтобы исправить твою глупость и наказать твою самонадеянность.