Но с полунедельными гастролями — с понедельника по среду в одном городке и с четверга по субботу — в другом — жизнь актеров превращалась в суматоху. А если от нового места их отделяло много-много миль, что случалось нередко, то в этом случае все зависело от организаторских способностей управляющего театром.
Сэйерс закрыл дверь, повернулся и тут же отшатнулся к стене, уступая дорогу Артуру, мальчику на побегушках. Тот двигался по коридору со своей обычной скоростью, то есть несся, с кипой газет в руках. Обычно он выполнял одновременно пять поручений, не имея права никому отказать. Чаще других его гонял Каспар, он же и относился к мальчугану хуже всех.
— Артур! — позвал его Сэйерс.
— Да, мистер Сэйерс?
— Когда прибудут кебы, не трать время на поиски мистера Каспара. Я только что видел, как он выходил из здания.
— Нет, сэр. В смысле да, хорошо, сэр.
— Если он вернется в попорченном костюме, можешь сообщить ему, что починку я вычту из его жалованья.
Мальчик испуганно посмотрел на Сэйерса, и тот понял, что одна только мысль обращаться с подобным к Каспару привела его в ужас.
— Ладно, Артур, иди. Я сам ему это скажу.
Артур помчался по коридору, а Сэйерс зашагал к следующей комнате и случайно оказался у двери в тот момент, когда к ней приблизилась Луиза. Погруженный в свои мысли, он сначала не заметил, как в коридоре появилась девушка.
— Мисс Портер, — спохватившись обратился он к ней.
— А, мистер Сэйерс, — отозвалась она. Формальность их общения носила характер шутки, которую они по молчаливой договоренности разыгрывали вот уже год. Сэйерсу нравилось верить, что легкость в их отношениях подразумевала возможность появления между ними более серьезных чувств.
— Я наблюдал за вами, когда вы пели, — произнес Сэйерс.
— Вы всегда так делаете. Вы для меня стали чем-то вроде талисмана. Порой мне кажется, что если я не увижу вас за сценой, то обязательно провалюсь.
Сэйерса тронуло такое проявление беспокойства.
— Вы называете меня своим талисманом? Спасибо, мисс Луиза.
— Ну не обижайтесь, мистер Сэйерс. Я же пошутила.
— Мне показалось, что у публики сердца в груди рвались. Вы поете так душевно. Как вам это удается?
— Не знаю, — вздохнула она. — Наверное, из-за перенесенных страданий. А что насчет поездки? Опять третий класс?
— О нет. У вас будет отдельное купе.
— Том! — воскликнула она, явно обрадованная его словами. — Как вам это удалось?
— Никогда не расспрашивайте фокусника, он все равно не станет раскрывать свои секреты.
— Спасибо, Том. Что бы я без вас делала?
— Не сомневаюсь, что нашелся бы другой человек.
— Нет, Том. Подобная верность — вещь очень редкая, — проговорила она и, отвернувшись, вплыла в комнату переодеваться. За ней туда же вошла и швея.
Гримерная, за дверью которой исчезла Луиза, ничем не отличалась от других — столь же маленькая комнатушка с пустыми побеленными кирпичными стенами. В центре стояла раздвижная перегородка, за ней Луиза снимала театральный костюм и облачалась в обычное платье. Пока она вынимала из волос шпильки, швея кивнула на поднос в ее руках — тот самый, на котором всего несколько минут назад лежало полотенце и стоял бокал портвейна для Уитлока. Сейчас на нем были разбросаны визитные карточки.
— Все вам, мисс Портер, — доложила швея. — Портье доставил, через него прислали. Комплименты вам пишут. И все джентльмены.
Луиза, склонив голову, без особого интереса взглянула на карточки.
— Джентльмены? Откуда они здесь? — удивилась она. — В лучшем случае инженеры с шахты да купцы. Всего пять, — бегло сосчитала она визитки. — Значит, пела я просто отвратительно, а выглядела ужасной старухой. — Она тряхнула волосами и поднялась, собираясь уйти за ширму.
— Так что мне с ними делать-то? — громко спросила швея. — Поступить как обычно?
— Передай портье пять моих фотографий и скажи, чтобы отдал им.
Во время недавних гастролей в Лондоне Уитлок попросил ее сфотографироваться для открыток. Луиза отправилась на Бейкер-стрит, в фотографический салон «Уиндоу и Гроув», где снялась в костюме Дездемоны, роли которой никогда не играла. Уитлок же подло вычел стоимость карточек из ее жалованья.
Пока Луиза снимала платье и дополнительную пышную юбку, швея повернулась к плите, взяла щипцы, приподняла круг над огнем, после чего изрекла: