Кто ж его знает? Вот помру прям тут на улице… Маринка и не заплачет даже.
Какое там! Небось когда ей скажут, они с Бастрюковым пойдут, купят шампанского и улягутся на ее двухспальную тахту. На ту самую тахту, на которой она когда то словно раненая медведица ревела в его Олега объятьях. А интересно – с Бастрюковым она тоже ревет? И тоже царапается?
Странно. Доковылял до Курочкинова подъезда и боль как то забылась – ушла.
– А-а! Ну проходи – проходи…
– Что в комнату не приглашаешь? Не велика персона?
– А нам на кухне будет и дешево, и практично, и гигиенично.
– Циник ты – Курочкин!
По стенкам жалкой шестиметровой кухонки обычной инженерской двухкомнатной квартиры в блочном доме – этой мечты обывателя конца семидесятых – висели самодельные инкрустации и чеканки по латунному листу. Сюжеты самые банальные – Есенин с трубкой, выходящая из воды толстозадая грудастая девица с длинной до пояса косой и в прилипшей к мокрому телу облегающей комбинации… Срамота!
– Когда в новую то хату переедете? – соблюдая подобие политеса, дабы не сразу переходить к существу своей просьбы, спросил Олег.
– Ремонт, брат, все деньги сожрал уже. Работяги никак ванную плиткой не отделают.
Я каждый день им на своей машине то это – то это из магазина – конца и края нет.
– Зато будете как буржуи с Галкой – в четырех то комнатах да с видом на Таврический!
– Да уж Галка вся изнервничалась.
– А здесь кого оставите?
– Здесь? А никого. Потом. Когда Вадик женится – ему отдадим.
– А может Людочка вперед его замуж выскочит?
– Брось трепаться – она еще в пятый класс только пойдет.
Олег почему то вдруг вспомнил, как Маринка рассказывала про секс с учителем физкультуры, которым они занимались после вечернего факультативного волейбола в тренерской раздевалке. Сколько ей тогда было? Четырнадцать? Под лопаткой снова кольнуло. И переехало в плечо.
– Ну, рассказывай, что там у тебя с Бастрюковым получилось?
– А что – уволил он меня и весь рассказ.
– А за что уволил?
– А так – вызвал и предложил написать "по собственному".
– Так если лаборатория закрылась – какое же тут "по собственному"? Тут надо "по сокращению"!
– Это мне НАДО. А ему – как начальнику – этого как раз совсем и НЕ НАДО! Зачем ему вся эта головная боль с выходными пособиями? Он же на полном хозрасчете и самоокупаемости!
– А я слышал – он тебя не из-за Маринки, а из-за того, что ты левыми работами там занимался…
– Я? Левыми? Это он левыми работами там начал заниматься! Лаборатория альтернативного топлива – светильник и купель, понимаешь, прогресса в теории двигателей, а он там какое то банальное производство газовой арматуры для иномарок затеял!
– Так он – батенька ты мой – хозяин!
– Лабораторию государство еще при Горбачеве купило и оснастило. Бастрюков этой лаборатории не покупал!
– Так чего же вы когда приватизация завода была – варежками хлопали и клювами щелкали, когда Бастрюков вашу лабораторию в частное предприятие обратил?
– Мы наукой занимались, а не шахер – махер!
– Ну вот теперь и не вякай! – Курочкин налил себе пива и не дожидаясь, пока высокая пена уляжется, жадно глотнул, да так, что в бокале осталась едва половина, – Бастрюков рыночной экономикой занимается. Ему выгодно газовую арматуру на "опеля" да "форды" ставить – он и ставит! Ему с каждой машины – двести долларов – а там таких с утра – целая очередь! А за твои исследования по альтернативным видам топлива – ни завод, ни государство – уже сто лет как ни копейки не дает.
– Да обидно, Вова, уже идея выкристаллизовалась! Год – два – и был бы результат.
А это Нобелевская! Это не двести баксов с ржавого "опеля"!
– Эх, мечтатель ты фигов! Поэтому с тобой и бабы не живут! Бабы они практически мыслят – и к практическим мужикам уходят. Они понимают, что мечты о Нобелевской – это хорошо, но реальные двести баксов в час с одной машины, когда очередь стоит на неделю вперед – лучше!
В другой раз, может, показавшиеся бы и обидными, эти слова Курочкина теперь не ранили. Вернее рана была настолько страшна и обнажена, что ей уже все было нипочем. И горькая правда о бросивших его женщинах, вернее о той причине почему они это с ним – с хорошим парнем Олежкой так поступили – не отозвалась под лопаткой и в плече, а вызвали только легкую усмешку.
– Ну, расскажи, хоть мне – я ведь с тобой когда то в одном институте – расскажи мне – в чем эта твоя идея, ради которой ты отказался от твердой оплаты в твердой валюте? Может я и оценю?
– Да ни хрена ты не оценишь!
– Ну, не обижайся, я ж тебе…
– Да, ты же мне ведь добра…
– Ну!
Олег тоже налил себе пол-бокала, но только пригубил, так что горькая пена лишь смочила рано начавшие седеть усики.
– Вобщем, занялся я разработкой цифрового топлива.
– Чего-чего?
– Ну, я так и думал, что твоя реакция будет такой, как и у всех.
– То что "как у всех" это только подтверждает твое сумасшествие.
– А – идите вы все!
– Ну ладно – ладно! – Курочкин пододвинулся ближе и обнял Олега за плечи, – ну?
– Ну, вобщем…
– Ты мне давай с самого начала.
– Ну что с самого начала? Смысл моего открытия… – Олег замялся, смутился выговаривая слово "открытие", но совладал собой и продолжил, – в том, что можно не заливать бензин в бак, а закачивать в бортовой компьютер автомобиля информацию об этом бензине.
– Фью-фью, – Курочкин выразительно покрутил пальцем у виска.
– Хорошо. Помнишь, как в Библии было сказано, "в начале было слово"… И что это значит?
– Ну, это ж извечный спор материалистов с идеалистами – мы это еще в школе по обществоведению проходили, что первично – материя или религия…
– Не религия! Не религия, а информация.
– Я про то и имел в виду. Что сперва – чертеж и проект мироздания, или само мироздание.
– Слава, слава Богу, – дошло.
– Давай дальше.
– А дальше – безусловно приняв первичность информации, я принял идею последовательного в шесть дней сотворения мира.
– И что дальше?
– А дальше… как бы тебе еще проще объяснить? Вобщем, ни у кого теперь не вызывает удивления, отсутствие необходимости везти любовное письмо или открытку, или фотографию, или даже грампластинку – везти реально физически и материально от отправителя к получателю, тогда как можно отсканировать изображение или звук, перевести эти физически ощущаемые нами свойства предметов в цифровой вид и перекачав по эфиру или оптике -расшифровать на другом конце через выводное устройство… Не удивляет ведь?
– Ну это элементарно, дальше!
– А дальше, май фрэнд, не должен вас удивлять и перевод в цифровой вид физических объектов, таких например, как бензин, или даже сам человек.
– То есть?
– А есть то, что можно сканировать топливо… или любое другое физически существующее в нашей объективной реальности тело – и переведя его в информацию – отправлять куда угодно по эфиру – а на другом конце расшифровывать и материализовать.
– И?
– И упирается это, сам понимаешь, только в две ерундовые вещи – увеличение производительности компьютера в сотни тысяч раз – но это еще ерунда и решаемое дело. Но во-вторых все упирается в концепцию сканнера и аут-плоттера.
– И ты решил?
– Скажем так – я понял как идти к этому решению. …
Подняв шар еще выше, на две тысячи метров, Олег смог визуально сориентироваться.
Город отчетливо вырисовывался в привычном очертании изгибов Невы с ее мостами и омываемыми ею островами. Огни улиц и потоки машин с неизбежно красными фонарями сзади и белыми спереди – светящимся курсивом прочертили направления питерских проспектов… Туда! Решил Олег, обратив свой не мигающий отныне взгляд в сторону метро "Черная речка". И шар уже несся, обгоняя мысли и желания, несся к дому, где на шестом этаже светилось ее окно.