— Теперь понятно, — отозвалась жена.
— Что скажешь?
— Правильно задумал.
— А ведь никто до этого не додумался, ни Молотов, ни Ворошилов!
— Очень осмысленно — Министерство обороны! — еще раз одобрила супруга.
Никита Сергеевич придвинулся к ней и чмокнул в щеку. Нина Петровна довольно зажмурилась.
— С Шепиловым вчера общался, такой, знаешь, парень понятливый. Молодой, а уже профессор, лекции читает.
— Это главный редактор «Правды»?
— Он. Я его Секретарем ЦК выдвигаю, международные вопросы на него замкну.
— Симпатичный человек.
— И не зазнайка. Вот каким ребятам страной управлять, а не индюкам вроде Молотова. Хочу в выходные его в гости позвать?
— Если с Радочкой все обойдется! — назидательно отозвалась Нина Петровна.
— Это само собой!
К маршалу Жукову в Сосновку приехали Серовы. Его Галина с утра суетилась, давала наставления по предстоящему обеду и самолично взялась за кулебяку. Повар сделал салат из краба, доставленного военными с Дальнего Востока, традиционный русский винегрет, из селедочки приготовил нежнейший форшмак, два вида жульена, в духовку поставил гуся с яблоками. Для себя супруга маршала заказала совершенно легкий салат из тертой свеклы, взбрызнутой лимонным соком с чуточкой оливкового масла. Галина берегла фигуру, не хотела полнеть, ведь мама ее, мягко говоря, была в теле, а значит, и у дочери имелась предрасположенность к полноте. За обедом она все-таки не удержалась и съела тостик с паштетом из печени лося. Накануне под Ржевом Георгий Константинович и Иван Александрович подстрелили лося. Повар Георгия Константиновича, привезенный из Германии, в обязательном порядке добавлял в состав паштета всевозможные травки-специи. С брусничным конфитюром пожаренная на решетке лосятина и котлеты — восхитительны!
За обедом мужчины выпили бутылку тридцатилетнего грузинского коньяка, шутили, вспоминали послевоенные будни в Берлине, где с 1945 года Жуков был главнокомандующим и главноначальствующим на оккупированной советскими войсками территории, а генерал-полковник Серов являлся у него заместителем.
— Когда тебе Хрущев очередное звание даст? — спросил маршал.
— Молчит! — грустно отозвался Иван Александрович. — Дело не в Хрущеве. Отдельные личности меня недолюбливают. Маленков из МГБ Министерство внутренних дел выделил, Круглова в министры протащил. А все для чего? Для того чтобы меня схарчить и хрущевскую власть урезать.
— Значит, несладко приходится? — глядя на товарища, прихлопнул по коленкам Георгий Константинович.
— Выживаем! — улыбнулся Серов. — Жду не дождусь, когда Никита Сергеевич с умниками разберется.
— Если не разберется, ему хана! — подметил Жуков. — Хрущев для многих явление неприятное.
— Вы бы послушали, что они про него говорят! — воздохнул председатель КГБ.
— Борьба, Иван, единоборство! А ты как хотел? Старики не успокоятся, будут Хрущева теснить. Он им как кость в горле. Я б Маленкова на выселки заткнул, а лучше — за решетку, на нем кровь не обсохла. Маленков не далеко от Берии ушел, душегуб, бл…! — тихо, чтобы не услышала брань жена, определил Георгий Константинович. — Неясно, кто у кого был подручный. А Никита в Президиуме Егора оставил. Неправильно это, получит по шапке.
— Пока мы рядом — хер им! — отозвался Серов. — Молотов, тот упорно выступает.
— Молотов. Молотов! Все лезет, змей, все шипит!
— Хрущев добьет, — убежденно проговорил генерал-полковник.
— Как бы они его не отоварили, — усомнился маршал. — Никита наивный.
— Не скажи!
— Как ты говоришь — хер им?!
— Георгий! — с укором произнесла Галина, услышав грязное слово.
— Извини, дорогая, не утерпел!
— Подайте-ка мне гитару! — попросил Серов.
Генерал знал, что гитара всегда у Жукова наготове, нет-нет, а кто-то приедет в гости и ударит по струнам. В Германии Серов часто развлекал главнокомандующего. Маршал встал и достал со шкафа инструмент.
— Не хватай, сейчас пыль оботру, а то скажешь, что запачкался! — министр обороны взял со стола салфетку, обстоятельно обтер инструмент и протянул товарищу. — Теперь лапай.
Иван Александрович сел удобнее и, сделав несколько мелодичных аккордов, заиграл. Он пел приятным баритоном. Песни лились рекой, их стали подтягивать, особенно лихо удалась «Гренада». Во весь голос, точно дирижер, помогая себе обеими руками, маршал подпевал: