— Голова кружится, — пожаловалась она, — мутит!
— Что случилась? — обеспокоился муж.
— Не знаю, Ваня, плохо сделалось.
Иван Александрович обхватил ее за плечи и повел в дом. Анечке принесли горячего чая. Галина, как профессиональный доктор, осмотрела девушку, ощупала с ног до головы.
— Руки-ноги целы! — убедилась она. — Головой не ударялась?
— Нет.
Доктор сосчитала пульс, потрогала теплые ладони, оттянув веки, осмотрела глаза и улыбнулась:
— Уж не беременна ли ты?
— Беременна? — поразилась Аня.
— Когда месячные были, считаешь?
— Вроде уже должны быть, а нет, — тихо проговорила Анечка.
— Так обычно и начинается, — ласково кивнула супруга маршала.
Когда Иван Александрович услышал это потрясающее известие, он просиял:
— Анюта, моя милая, моя родная! Мое золотце! Мое сердечко! — пританцовывал он и целовал ее и в лоб, и в глаза, и в ладони, и гладил, гладил.
— Устроили телячьи нежности! — погрозил пальцем Жуков. — Нам тоже хочется! — добавил он и притянул к себе Галю. — Мы сейчас тоже целоваться начнем!
C назначением Булганина председателем Совета министров, Жуков возглавил Министерство Вооруженных Сил, переименованное теперь в Министерство обороны. Первое, с чего начал маршал, — кадровые перестановки. Открытым оставался вопрос о первом заместителе министра, главнокомандующем сухопутными войсками, той должности, которую при Булганине занимал сам Жуков.
— Малиновского зачем подсовываешь? — зло спросил Георгий Константинович.
Никита Сергеевич специально приехал просить за Родиона, с которым его сводила судьба на Южном, Юго-Западном и Воронежском фронтах, где во время войны Хрущев был членом Военного Совета, а Малиновский командующим.
— Не подсовываю, а предлагаю, — ответил Никита Сергеевич. — Родион толковый, я его хорошо знаю. И тебе Родион пригодится, он не хитрожопый.
— Ты, Никита Сергеевич, думай, что говоришь! Я армией командую, а не поведение разбираю, мне насрать, кто хитрожопый, а кто нет! Мне страну защищать, не тебе!
— А я, значит, мудак?! — взорвался Хрущев. — Ты, Георгий Константинович, страну защищаешь, а я, выходит, невесть кого к тебе веду, хочу авторитет Вооруженных Сил подорвать?! Ну, брат, ты скажешь!
— Почему за меня решаешь?! — размахивал руками Жуков.
Хрущев встал прямо перед ним.
— Упрямый! — вымолвил он. — Ты, конечно, стратег, ты победитель, Георгий, но и меня послушай. В мире совсем другая война назревает, не та, где ты из пушек палил. Ракеты, атомные бомбы — вот новый Бог войны, вот на чем сосредоточиться надо! А солдафон-Малиновский пусть обыденными делами занимается. Ты же будешь стратегические вопросы решать, главенствующие. Что тут плохого? Где не так говорю? Хорошо, если новой войны не случится! Сам сказал: атомная бомба — ключ к победе. Говорил или нет?
— Говорил, — потупился Жуков. Он уже перестал злиться, перекипел. Маршал терпеть не мог, когда ему указывали.
Никита Сергеевич добродушно улыбнулся:
— Нам, Георгий, скоро из автоматов стрелять не придется. Кто первый бомбу жахнет, тот и жив. Так?
— Так.
— А раз так, то давай к ядерной теме вернемся, нам, ежели что, надо врага опередить и непробиваемым щитом заслониться. Многое предстоит в Вооруженных Силах переиначить. Мыслить надо по-новому, это совсем иная работа! Вот я и предложил Малиновского — вояку, строевика, чтобы повседневную лямку тянул, мусор разгребал, а мы с тобой, Георгий Константинович, настоящими делами займемся, будем оборону против ядерных бомб выстраивать, а может — и нападение подготовим. В условиях новой войны сильно кумекать надо, а ты пристал — почему Малиновский? Не хочешь, не бери, но он, по крайней мере, не зубоскал, а честный, исполнительный человек, к тебе с пиететом. Чем он не угодил?
Маршал Жуков замялся.