— В Европе его ценят.
— Вдумчиво послушать надо, специально на концерт сходить.
— И я с тобой. Так вот, из многих стран исполнители соберутся, даже из Америки, — продолжала рассказывать про предстоящий конкурс Фурцева, направляясь к широкой мраморной лестнице. — Шостакович говорит, что едут сплошные таланты.
— Такой конкурс — большое дело! — оценил Николай Павлович.
Пара спустилась в гардероб, где, держа верхнюю одежду хозяев, ожидали фурцевские ребята. Прикреплённый подал Секретарю ЦК тёплые полусапожки, которые женщина ловко надела, а взамен отдала лёгкие лаковые туфельки. Подполковник Назаров спешил подать шубу. Покладистый в первой декаде март выкинул фортель, завалил улицы снегом, а стрелка термометра упала до минус пятнадцати.
— Давай-ка сюда! — перехватывая у охранника Катину норку, скомандовал Николай Павлович. Он распахнул пушистое пальто. — Прошу! — и Катя потонула в мехах. — Горло запахни, простудишься! А то мех кругом, а душа нараспашку. Вот так, так! — укутывал любимую воздыхатель.
Одев Екатерину Алексеевну, Николай Павлович развернулся к подполковнику.
— Ваше пальто, Николай Павлович! — услужливо проговорил тот.
— Я сам, Володя, сам! Это за женщинами ухаживать полагается, тем более за сногсшибательными! — замминистра лукаво подмигнул ослепительно улыбающейся спутнице.
— Ты, Коля, тоже горло береги. Дай-ка! — Екатерина Алексеевна расправила ему на шее шарф.
— На улице холодрыга! — предусмотрительно сообщил прикрепленный.
— Да уж, не май месяц! — покачал головой Фирюбин и взял спутницу под руку.
Подполковник Назаров помчался к дверям, чтобы придержать дубовые створки. Пара очутились на улице.
— Забирает стужа! — глотнув морозного воздуха оценил холода дипломат. — Милая, тебе, не холодно?
— Холодно! — тонюсеньким голосом призналась спутница.
— В такой шубе и холодно?
— Да-а-а! — пропищала она.
— Это на Севере ледяные кручи повсюду и одни Деды Морозы шастают!
— И белые медведи! — вздрагивая, подметила дама. — Где машина наша?
— Да вот же! — указал на ближайшее авто подполковник.
Сделав два шага, Екатерина Алексеевна стремглав юркнула в тёплый салон.
— Я, Катя, тоже теплолюбивый, — залезая в автомобиль, признался Фирюбин. — Как во льдах выживают, не представляю! Полярник Папанин в Белград приезжал, про зимовку рассказывал, я от одного рассказа содрогался!
— Теплолюбивый, а теплолюбивый, ты почему шапку не носишь? Шапку одевай! — властным тоном приказала начальница.
— Есть! — по-военному отрапортовал Николай Павлович.
— Здесь тебе не Белград! Или хочешь на льдину к полярникам?
К правительственному ЗИСу подскочил директор Большого и стал извиняться, что не успел лично проводить.
— Замучили, ей богу! — оправдывался он.
— Через неделю жди! — предупредил Николай Павлович.
— Я вас всегда жду!
— Спасибо и пока! — Фирюбин протянул руку.
Директор выбежал на мороз в костюме и, пожав начальственные руки, стремглав помчался обратно.
— Шустрый! — отметил Николай Павлович.
— Поехали! — скомандовала Екатерина Алексеевна.
— Ты, Катя, сначала меня завези.
— К Николай Палычу!
— Может, у меня останешься? — мужчина посмотрел с удивительной лаской.
— Не останусь!
Так они и жили на два дома, и хотя отношения свои ни от кого не скрывали, отношения эти не были узаконены. В прошлом месяце Николай Павлович, наконец, развелся с женой, и Екатерина Алексеевна надеялась, что в скором времени он сделает ей предложение. По существу, они жили семьей, но Фирюбин держал некоторую дистанцию — перебираться на просторную госдачу к возлюбленной не торопился, правда, каждые выходные наезжал с ночевкой. По должности ему полагался небольшой домик на Клязьме, туда он поселил первую семью, сам же с комфортом обосновался в шикарной квартире на Патриарших. ЗИС подкатил к подъезду солидного дома.
— Оставайся! — не выходя из машины, прошептал Николай Павлович.
Екатерина Алексеевна отрицательно покачала головой:
— Не придумывай, Коля! Тут и жена твоя и дочь прописаны!
— Бывшая жена, — поправил Фирюбин.
— Бывшая, не бывшая, а возьмёт и заявится! Это ведь и её квартира, между прочим. Я так не хочу!
— Мы объяснились, и она сюда не придёт, — доказывал Николай Павлович.
— Здесь всё её духом пронизано, это не по мне! — протестовала любовница.
— Хочешь, сделаю ремонт?
— Нет! — наотрез отказалась начальница. — Давай у меня жить?
— Под микроскоп жить не хочу! — запротестовал дипломат, имея в виду дачу Василия Сталина, где, вне сомнений, каждое движение обитателей дома просматривалось и фиксировалось.