«Он маленький, его обижать нельзя!» — бесконечно твердили взрослые.
Лёша был упрямый, смышленый и улыбчивый. Нина Петровна его обожествляла. Настроение в хрущёвском доме омрачалось лишь строптивой Серёжиной женой.
— Кинозвезда никак не родит! — проводив жену брата взглядом, проговорила Рада. — Разоделась и дефилирует!
— На машине по городу раскатывает, штучка! Как нашего Серёжу влюбила? — терзалась мать. — Посмотреть на неё, ведь кожа да кости!
И Никите Сергеевичу приходилось отвечать на неприятные вопросы, хотя его мало интересовала личная жизнь домочадцев.
— Это форменное безобразие! Молодая девушка на собственной машине! Что это, Никита?
— Это, Нина, никем не запрещено.
— Это нескромно! Люди подумают, что у Хрущёва завелись лишние деньги!
— Ничего люди не подумают, Лёля дочь академика, а не слесаря. У академиков денег валом.
— Защищаешь! — злилась супруга.
— Что ты к ней прицепилась? Оно тебе надо?
— Я за сына переживаю!
— И я переживаю, ему с ней жить, не тебе!
— С такой куклой семья не сложится!
— Думаешь, Ладка Кругловская лучше?
— Ничего я не думаю! Вот к Лёше Аджубею у меня претензий нет.
— Да, Алексей Иванович — образец!
— Настоящий муж, серьезный, заботливый, а эта — вертихвостка! Ей бы только вырядиться и покрасоваться! Через день в парикмахерской сидит, то маникюр ей делают, то педикюр! Просто разврат!
— Ты, Нина, не перебарщивай. Отстань!
— Не отстану!
6 июня, пятница. ЦК, Старая площадь
Иван Александрович Серов пододвинул ближе вертушку и набрал номер.
— Привет, Нуритдин! Зайду?
— Заходите, товарищ генерал! — отозвался Секретарь Центрального Комитета.
Нечасто кабинет Нуритдина Мухитдинова оглашался звоном белого телефонного аппарата, который мог звонить напрямую, минуя секретарей и помощников. Недавно между высшими лицами государственной власти помимо «кремлёвки» и ВЧ установили особо защищенную правительственную связь — её стали называть «единичкой».
Серов любил ходить, нередко с Лубянки шёл в здание ЦК. Переход этот занимал не более двадцати минут. Сегодня руководителя госбезопасности ждал Хрущёв, а после Иван Александрович планировал навестить Мухитдинова. Смышленый оказался узбек, работоспособный, и хотя был человеком восточным, совершенно не походил на недоверчивых и подозрительных Секретарей ЦК из русских. Правда, ни Брежнев, ни Фурцева, занявшая место упрямого хохла Кириченко, который слишком часто стал выпячиваться, высказывая собственные суждения, плохого не делали, а может, пока не успели сделать, но все без исключения держали нос по ветру.
— А кто нос по ветру не держит? На олимпийских высотах только успевай принюхиваться! — определил Иван Александрович.
А вот Суслов, Аристов и недавно оказавшийся в Президиуме ЦК «правдоборец» Фрол Козлов попросту воняли — всё им было не так, чуть что — писали официальные письма, запросы, демонстрируя собственную значимость, грузили поручениями и подозревали во всём подвох; видно, таким образом выслуживались перед Первым — ведь как показать себя незаменимым и преданным? — только утопить соседа в дерьме и лечь, словно подстилка, под ноги Хрущёву, но близко к Никите Сергеевичу Микоян с Брежневым не подпускали.
Одаренный порядочностью Нуритдин был скромен, улыбчив, не подличал. Видно, за искренность и открытость приметил его Никита Сергеевич и вытащил из Ташкента.
Серов противопоставил себя многим цековским работникам, ни перед кем шапку не ломал, не заискивал и не отчитывался, замыкаясь непосредственно на центральную фигуру. Многих это раздражало. Молотов, Маленков и Каганович не раз ставили вопрос о подконтрольности КГБ Президиуму, кировать без контроля над госбезопасностью плохо получилось.
— Теперь новые вожди! — тоскливо процедил генерал. — Нуритдин хотя бы будет в курсе держать, подскажет, о чём гуси меж собой судачат!
Сегодня Хрущёв принимал на Старой площади, он был благодушен, все запросы председателя КГБ, включая денежные, удовлетворил. В последней записке Иван Александрович подробно обрисовал положение на Кубе — партизанская война против президента Батисты не прекращалась. Мало кто верил в успех мятежников, но «чем чёрт не шутит?». Именно так выразился Никита Сергеевич и выделил на далекий остров дополнительные средства.