— А вдруг тот Кастро Батисте шею свернёт?
— Америка близко, товарищ Хрущёв!
— А вдруг?
Серов пожал плечами.
— Ты для партизан что-либо полезное делаешь?
— Оружие дали, деньги везём. Через ближайшего человека к Кастро, через Че Гевара работаем.
— Раскачивай лодку, Иван, раскачивай! Жизнь она нежданно-негаданно сюрпризы преподносит. Очень уж Куба место сладкое! — качал головой Первый. — Ну, генерал, дальше успехами хвастайся.
— В пригороде Франкфурта взорвали дом, где проживали семьи работников радиостанции «Свободная Россия». Дом как скорлупа ореховая развалился, но жертв не было, все были на работе.
— Теперь заткнутся, твари!
— Не заткнуться — снова взорвём! — пообещал Иван Александрович.
— Что там Булганчик?
— Пьёт.
— К работе, значит, не приступил?
— Каждый день в кабинете запирается и до зеленых чертей! С кабинета его выносят.
— Надо проходимца подальше заткнуть, а то дали Госбанк! Это Микоян меня заговорил.
— Он ещё стихи пишет, стихослагатель! — с иронией высказался Серов и осёкся, вспомнив, что Никита Сергеевич тоже балуется рифмами.
— Это к делу не относится! — оборвал председатель правительства.
— Женщин соблазняет, теперь нацелился на директора госбанковской библиотеки, а она замужняя.
— Выродок! Сталинский стукач! Надо ж, как мы в нём ошибались!
— Да, не разглядели!
— И маршал из него никудышный. Ну какой из Булганина маршал, скажи?
— На маршала явно не тянет.
— Напялил маршальский китель и вышагивает, павлин! Просто гадко смотреть! Ты б, Вань, бумажку в Президиум черканул. А то возомнил себя полководцем! Пьяница — и есть пьяница! Как был в начале войны генерал-полковником, так пусть генерал-полковником и остаётся! Согласен?
— Целиком согласен.
— Иди, действуй!
От Никиты Сергеевича генерал поспешил к Мухитдинову.
8 июня, воскресенье. Огарёво, загородный особняк Хрущёва
Деревянный домик насквозь пропах травами. Снопы висели в сенях, в светлице, и в спаленке под потолком множество пучков было подвешено. Все травы были лечебными. Из одних Ксения Ивановна готовила успокоительные настои, чтоб сердце стремительно не колотилось и сон быстрей наступал, а не мучился человек бессонницей, с бока на бок долгую ночь переворачиваясь. Другие целебные отвары выгоняли из организма желчь. Смесь цветков земляники, листья берёзы, тмина, цикория и хвоща перемолотого щепотку — этот сбор был особенно хорош для больных почками. Лечебные травки и отвары исправно отсылала бабуля в каменный дом любимому сыночку.
— Пущай попивает, я травушки собственными руками собрала!
— Откуда вы так хорошо травы знаете? — недоумевала Лёля, она часто наведывалась к Ксении Ивановне.
— Это у нас семейное, а может, деревенское. В Калиновке каждый травку заготовлял. Раньше только травами и спасались, это сейчас лекарств навыдумывали, а что есть лекарства — химия! Какой от них прок?
— Не скажите! — возражала невестка. — Лекарственные препараты — это наука!
— Ты, дочка, лучше мои настойки пей, про таблетки сразу забудешь!
— Лучше, Ксения Ивановна, не болеть!
— Эх, не болеть, не болеть! Со временем малая болячка становится большой, так-то! — качала головой бабушка.
— Нам болеть не надо! — гладила морщинистую руку Лёля.
В лицо бабули светило утреннее солнце — яркое, смелое, тёплое. Вся комната была залита светом.
— В такой чудный день о болезнях лучше не говорить! — улыбалась невестка.
— Что верно, то верно, но травушки мои — чистое долголетие, а время, милая, летит!
— Я не замечаю, по-моему, времени — вагон!
— Это пока не замечаешь, голубушка, пока! В детстве минуты долгие, дни бесконечные, а взрослеешь, и начинают мелькать. Не успеешь оглянуться — годика нет! Вот и продлеваем жизнь, как умеем, медком да травками!
— Я бы с травами запуталась! — оглядывая бесконечные снопы да вязанки, высказалась Лёля.
— У тебя, родная, не жизнь, а праздник сплошной, вот и нету усидчивости, а деревенские — то на поле не разгибаясь, то со скотинкой возятся, а ещё дом внимания требует, дом без внимания оставить нельзя — тяжела деревенская жизнь! Не пойму, что в городах-то люди делают?