Хрущёв перевел взгляд на Малиновского:
— А ты чего, как рыба молчишь, язык проглотил?
— Жду ваших указаний! — отозвался министр обороны.
— Есть опасность, что Америка с Англией сунутся в Ирак?
— Пять тысяч американских морских пехотинцев высадилось в Ливане. Похоже, их численность возрастёт. Военные самолеты Великобритании подвергли бомбардировке йеменский город Хариб.
— Получены данные, что англичане готовят ввод войск в Иорданию, — добавил Серов.
— Безобразить не позволим! Грудью станем на защиту революции! Объявляй, Родион, тревогу в южных военных округах!
— Туркменский военный округ и Закавказский по тревоге подниму.
— Поднимай!
— В газетах напишем, что учения проводим, — вставил Громыко.
— Пусть маршал Гречко командование военных округов возглавит. Надо так сделать, чтоб наша армия могла моментально среагировать!
— Понял, Никита Сергеевич, понял!
— И флот туда двигай, пусть немедленно едет!
— Черноморский пошлём.
У Хрущёва был боевой настрой.
— Ты, Андрей Андреевич, немедленно признавай новое Багдадское правительство, пошли в Ирак наше посольство, и страны социализма пусть революцию признают. Шифротелеграмму товарищу Мао Цзэдуну напиши.
Мао не прочь американцам по ушам настучать.
— Похоже Мао уже атомную бомбу сделал.
— Китайская атомная бомба это — хорошо, это социализму в плюс. Прошли те времена, когда американцы повсеместно хозяйничали!
— В Азии наша сила перевешивает! — браво высказался маршал Малиновский. — Индия с нами, Египет, Китай, само собой. Коммунисты — ребята крепкие! И Ирак скоро в нашем полку прибавится, революцию отстоим!
16 июля, среда. Москва, Кремль
Андрей Букин часто поглядывал в окно, смотрел на Ивановскую площадь, на вековые здания, булыжные мостовые, которые активно разбирали, закатывая дороги в серый асфальт. Не без интереса разглядывал он старинные церкви, оставленные пока стоять на местах, но, видать, скоро и их черёд подоспеет — рушили храмы нещадно, и самым активным «богоборцем» выступал Никита Сергеевич Хрущёв. И хотя офицер не признавал существование ни бога, ни дьявола, устремленные ввысь колокольни и белокаменные залы с коренастыми приделами в узких оконцах, по-детски жалел — ведь возводили соборы всем миром, столетьями любовались ими. Приходили сюда люди в праздники, тут венчались — заручаясь божьей поддержкой на долгую семейную жизнь, бывали в дни скорби — провожая и поминая усопших. Пусть вера — заблуждение, но чем церкви мешают? Хрущёв, грозивший развенчивать Господа Бога, обещал расправиться с церковным наследием в самом ближайшем будущем. А как Кремль будет смотреться без храмов? «Убого смотреться будет!» — решил Букин.
Для Андрея Ивановича Кремль всегда был местом таинственным, а правильнее — святым. Отсюда исходила великая сила, иногда добрая, а иногда — мстительная, злая. Заезжая в Боровицкие ворота, офицер невольно подтягивался, подбирался, осознавая собственную значимость, сопричастность к кремлёвскому величию, ведь частью несокрушимой государственной машины становился и он, стоящий рядом с правителем. Но всего отчетливей ощущалась ничтожность в сравнении с кремлёвской вечностью и венценосными кремлёвскими хозяевами. Никита Сергеевич, безусловно, сделался правителем, раньше им был Сталин.
— Товарищ Сталин! — с придыханием пробормотал полковник.
Казалось, Сталин занимал Кремль вечно. Как абсолютный монарх он правил бескрайней Россией, и не только Россией — миром правил!
— И Светлана Иосифовна здесь жила! — припомнил Букин.
Андрей отыскал глазами корпус, где располагалась сталинская квартира, комнаты сына и дочери.
— Не представляю, как можно жить в самом сердце Родины? И вправду они — цари, наши властители!
Букин пытался представлять себя обитающим за кирпичными стенами, обитающим безвылазно, ежеминутно отдавая распоряжения, от которых зависела жизнь миллионов людей. От подобных мыслей бешено колотилось сердце.
— Нет, не хочу, не надо! — замотал головой полковник. Почему-то Хрущёва проживающим в Кремле он представить не мог, не получалось.
Но как бы ни был Кремль велик, торжественен, притягателен, он был мрачен и опасен, хранил такие тайны, от которых и мертвецы б содрогнулись. Крови тут пролились реки, и жалости здесь не ведали, только так получалось удерживать власть — безжалостно, ни с кем не церемонясь!