Точно так же поступает и внутренний человек: покоясь во внутреннем состоянии божественного присутствия, он сразу же видит во внутреннем свете внешние задачи и потребные для того силы и указывает им, что следует делать, внутренне же оставаясь погруженным в покой и созерцание Господа, и труд его не мешает его внутренней свободе. Этому внутреннему состоянию служат все внешние труды, и ни один из них не будет чересчур ничтожен, чтобы послужить ему. Подобным же образом хороша всякая многообразность, если она направлена на внутреннее единство.
Именно в этом смысле говорил Павел о corpus misticum, о духовном теле, голова которого — Христос (Ср. Еф. 1, 22—23). У духовного тела или внутреннего человека много членов и органов, каждый из которых имеет собственную задачу и выполняет свою особую работу; но все они принадлежат телу и следуют за головой.
И здесь должно господствовать такое же единомыслие, как в земном теле внешнего человека, в котором ни один член или орган не противостоит другому и не причиняет ему страданий, но, напротив, в них господствуют любовь и забота друг о друге, и каждый все делает для всех, как все для одного.
И это единомыслие внутреннего человека никоим образом не ограничивается им самим, ибо мы все внутренне объединены Христом в нас, как учил Павел (Рим. 12, 4—5): «Ибо как в одном теле у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь одни для другого члены», и служит один другому, выполняя особую возложенную на него задачу. Такое единство взглядов и единомыслие присуще внутреннему человеку. И где царит оно, там духовное тело служит голове, Христу, и в равной мере причастно сущности Божьей и полноте Царствия Божия.
На пути к этой высокой цели можно различить три ступени:
Первая ступень внутренней жизни, ведущая в близость к Богу, состоит в том, что человек постоянно обращается внутрь, воспринимая дары Божии.
Вторая — через лишение божественных даров ведет в темноту души.
Третья заключается в просветлении души через соединение духа с Богом.
Первой ступени достигают, зорко следя за явлениями и знамениями Божьими, за теми дарами, которые он извечно посылает человеку, открывая ему, как все, что цветет и плодоносит, исполнено Богом, как Бог переполняет все сущее Своими дарами и как особенно взыскует и одаряет он человека, не оставляя его и ожидая, чтобы отказался он от своей воли, дабы раствориться в Боге, и если знание этого наполнит человека все возрастающей внутренней радостью и блаженством и поведет к тому, чтобы, смирив самого себя, выйти за пределы себя и из всякого многообразия и неподобия погрузиться в единомыслие и подобие с Богом, то поторопит он его, покуда тот еще во времени, сподвигнуть как можно большее число людей на такой же благодатный опыт и убежденность.
Вторая ступень такова: когда Бог уведет человека так далеко за пределы всякой зависимости от вещей, что тот, возмужав, станет на собственные ноги, он лишит его блаженной уверенности в присутствии Божием и вместо молока и меда даст более твердую пищу.
Неожиданно он окажется в темноте, про которую думал, что давно уже ее преодолел, на неизведанных путях, где отобрано у него все, что дал ему Бог. Он столь всецело предоставлен здесь самому себе, что делается неуверенным в Боге, и становится ему так жутко, что мир и жизнь становятся ему тесны. Он больше не ощущает Бога, ничего не знает о Нем и чувствует себя так, будто ощупью пробирается через глубокое мрачное ущелье, подстерегаемый спереди и сзади неведомыми опасностями, так что не отваживается шагнуть ни взад, ни вперед...
...Тогда нужно сесть и спокойно обдумать, что произошло, и вопреки всему, что открывается взгляду, не терять уверенности, что мрак превратится в свет.
Затем мгновением сильнейшего толчка человек достигнет третьей ступени: внезапно мрак поредеет и его озарит свет божественного солнца, мгновенно освободив от всякой неуверенности и нужды. Словно он восстал из могилы и из смерти шагнул в жизнь. И Бог всецело выведет человека из него самого и приведет в Себя — из всякой самости и человеческих путей спасения в божественность, из всякого притеснения — в безопасность и укрытие. Ибо человек так облагодетельствован, что все, являемое им теперь и свершаемое, вершит в нем Бог и есть в нем Бог.