Всѣ мои чувства оцѣпенѣли. Жизнь теплилась во мнѣ, какъ слабое пламя. Спалъ я или нѣть? Можетъ быть, я умеръ? Издали донеслись до меня тихіе аккорды органа. Я бредилъ, и въ мечтахъ я увидѣлъ передъ собою родную деревню съ ея маленькой киркой и съ выпавшимъ на улицахъ первымъ снѣгомъ. Благочестивыя женщины въ толстыхъ платкахъ выходятъ изъ божьяго храма. Мнѣ вспомнилось дѣтство, и я увидѣлъ отца въ его темной мѣховой шапочкѣ. Аккорды органа чудесно звучали въ моей душѣ.
Все меньше и меньше я владѣлъ своими чувствами. Бредъ внезапно развернулъ передо мною картины, которыя казались мнѣ дѣйствительными. Я увидѣлъ, какъ изъ города Перла вышелъ Патера, съ огромной головой, и весь онъ былъ огромный, одежда спала съ него, потому что онъ продолжалъ расти. Лицо его окутывали длинные локоны; онъ ступалъ своими огромными ногами, схватилъ на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ вокзалъ, локомотивъ и сталъ играть на немъ губами, какъ на гормоникѣ, потомъ взялъ самую большую башню и дулъ въ нее, какъ въ кларнетъ; изъ нея летѣли громы въ небеса. Страшно было видѣть его нагое тѣло. Но и этого показалось ему мало. Онъ все росъ и сталъ необъятенъ, и онъ вырвалъ изъ земли вулканъ, поднесъ его къ губамъ и на этомъ инструментѣ заигралъ такъ, что вздрогнула вселенная. Уже верхняя часть тѣла его вся ушла въ облако, а ноги его едва выступали изъ морской бездны; громадными руками своими онъ ловилъ корабли и хваталъ морскихъ чудовищъ. Онъ разрушалъ и раскидывалъ горы, а туда, гдѣ отпечатывались слѣды его ступеней, съ шумомъ бѣжали грозные потоки. Онъ все хотѣлъ уничтожить; на цѣлую милю отъ себя простиралъ онъ кулаки, набиралъ полныя горсти людей, и когда раздавливалъ ихъ, то на землю падалъ дождь труповъ. И такъ дошелъ онъ до страшной горной цѣпи, которая простиралась отъ востока до запада. Я вглядѣлся. Это былъ сидящій Американецъ. Патера бросился на врага, и они схватились. И океаны закипѣли, и стали красными отъ крови. Патера и Американецъ обратились въ одну общую безформенную массу, и Американецъ вросъ въ Патеру. Какое-то одно общее необозримое тѣло катилось на міровомъ пространствѣ. Это существо обладало природою Протея, и множество маленькихъ, постоянно мѣняющихся лицъ появилось на его поверхности. Они кричали и вновь скрывались, но наконецъ наступило спокойствіе въ безконечности, и завертѣлся гигантскій шаръ — черепъ Патеры; его глаза, огромные, какъ части свѣта, блестѣли, какъ взоры прозрѣвшаго орла; первобытные лѣса его волосъ отвалились отъ черепа и обнажили гладкія черепныя кости; внезапно распалась голова, а Американецъ сдѣлался такъ же страшно великъ, какъ Патера. Глаза его стали метать алмазныя молніи; синія жилы надулись на его шеѣ, какъ удавы. Но скоро чудовище это стало таять и уменьшаться, и только то, что выражало собою его полъ, не становилось меньше. Американецъ самъ обратился въ крохотную изсохшую бородавку.
Тутъ осѣнили меня два лучезарныхъ фіолетовыхъ метеора; они плыли съ разныхъ сторонъ и столкнулись. Бѣлокалильнымъ свѣтомъ озарился воздухъ, и посыпались пестрыя молніи; на секунду возникли великолѣпно окрашенные солнечные міры съ растеніями и живыми существами, какихъ я никогда не видѣлъ на землѣ. Счастливая, легкая жизнь возникала и умиляла мою душу, и я пошелъ въ эти міры и принялъ участіе въ скорбяхъ и радостяхъ безчисленныхъ новыхъ созданій. Какая-то кроткая слабость заструилась во вселенной. Безконечная, самосознающая сила родилась и стала гаснуть; и свѣтлыми равномѣрными взмахами все погружалось въ одинъ пунктъ — я воспринялъ міры въ себя, мой умъ погасъ, я проснулся…
Холодъ былъ такъ силенъ, что я уже ничего не чувствовалъ, я замерзалъ. Долина лежала передо мою, окруженная горными цѣпями, а надъ нею висѣлъ сводъ нѣжно-зеленаго утренняго неба. Высокія снѣжныя вершины уже сверкали въ розовомъ сіяніи.
— Гдѣ я? — спросилъ я себя: — въ какой странѣ?..
Небо покраснѣло, и брызнуло золотыми лучами.
— Солнце, солнце! — закричалъ я, вскочивъ на ноги.
По глаза мои были еще слабы, я не могъ выносить дневного свѣта. Дрожа, я спустился обратно по ступенькамъ въ глубину скалы.
Тамъ я попалъ въ большой залъ, съ двумя рядами толстыхъ, покрытыхъ рисунками колоннъ; въ широкой вазѣ горѣла нефть оранжево-голубыми языками. Мнѣ стало стыдно за свое изношенное, распадающееся платье. Синеглазые стояли въ глубинѣ храма. Я поскорѣе спрятался въ тѣнь, отбрасываемую колоннами. При входѣ въ храмъ стояла фигура въ черномъ плащѣ. Съ трудомъ, медленными шагами, безпрерывно вздыхая, приближалась эта фигура къ пылающему огню. Вдругъ она сбросила съ себя плащъ.