Мерроу страшно захотелось, чтобы Алекс нарушил слово и они, придя домой, занялись любовью. Но как этого добиться? Зная его твердый характер, она сомневалась в успехе подобного предприятия, но почему бы не попытаться?
Она подошла к нему и, прижавшись к его груди, посмотрела ему в глаза и улыбнулась своей, как он говорил, загадочной и озорной улыбкой, которая безотказно действовала на него в девяти случаях из десяти! Она это точно знала на своем личном опыте.
Алекс, похоже, сразу догадался, что она задумала, и отрицательно покачал головой.
— Даже не думай. Я не сдамся раньше тебя, О'Коннелл. Лучше признай свое поражение, и тогда поговорим.
— А если я заставлю тебя первым нарушить установленное тобой правило? Искушать-то никто мне не запрещал. А я хорошо теперь знаю, что тебя заводит!
— Давай попробуй, но, учти, я не сдамся. Когда мы играли по твоим правилам, я все время выслушивал от тебя нотации. Теперь мы играем по моим, значится буду во всем их придерживаться. Раз я сказал «никакого секса», значит, его не будет. Но на стриптиз посмотрю с удовольствием.
— Ты играешь нечестно, Алекс.
— А я не давал слова, что будут играть честно. Главное для меня — результат.
Мерроу застонала от ярости. Ее взгляд потемнел, и Алекс тихонько сжал ее пальцы.
— Нужно было предупредить, что твои слова не шутка.
Золотистые искорки засверкали у него в глазах, и Мерроу не смогла отвести взгляд. Сердце в груди бешено заколотилось. Он изучающе смотрел ей в глаза, не улыбаясь. Взгляд его был столь выразителен, что боль в груди усилилась, и она чуть не застонала от переизбытка чувств.
— Посмотрим, что ты скажешь через неделю, — проговорила она осторожно, а про себя добавила: когда он увидит ее далекий от совершенства мир.
Над ее головой загремел голос Алекса:
— Но ведь теперь ты убедилась, что проблем с моей семьей не будет.
Мерроу все еще не могла смотреть ему в глаза.
— Спасибо за вечер. Я очень хорошо развлеклась сегодня. Все было великолепно.
— И никто не причинил тебе беспокойства, даже мои родители — хотя можно было поменьше флиртовать с моим отцом и побольше со мной.
— Это он со мной флиртовал. Я просто ему отвечала. И ты прекрасно знаешь, это было абсолютно невинно. — Она улыбнулась, когда пальцы Алекса сжали ее руку. — На самом деле он очень напоминает мне тебя. Когда он шутит, у него в глазах те же искорки. Хотя, если честно, возможно, он более интересен...
— Разумеется, в его возрасте у него больше жизненного опыта.
— Готова поспорить, что он все еще работает над собой.
— Тогда это еще одна семейная черта характера, которая нас объединяет. — Когда Мерроу наконец встретилась с ним взглядом, он улыбнулся. — Да, О'Коннелл. Я тоже прекрасно знаю о своих недостатках. И, как и ты, стараюсь не выставлять их напоказ.
Ей захотелось, чтобы он назвал хотя бы несколько из них. Но едва она открыла рот, чтобы попросить его об этом, как он поднял руки, будто сдаваясь, и воскликнул:
— Все, мы пришли. Это моя любимая комната в доме.
И Мерроу с удивлением рассматривала длинную комнату с огромными окнами вдоль одной из стен. Свет уличных фонарей отбрасывал длинные тени на пол. Это было очень красиво. И загадочно.
— Это и есть галерея. Раньше здесь висели семейные портреты, но со временем они выцвели, и их перевесили на стену вдоль лестницы. И комната стала как бы лишней...
Она ощущала спиной, как вздымается его грудь, когда он делал вдох.
Алекс опустил подбородок ей на голову и пустился в воспоминания:
— А потом в один прекрасный день я сделал ее своей.
Он обнял Мерроу, одной рукой за талию, другой за плечи, и медленно повел по комнате, тихонько покачиваясь из стороны в сторону.
— Однажды на Рождество я получил в подарок кегли от Санта-Кдауса и, конечно, стал часами в них играть. Сама видишь, комната будто специально создана для игры в кегли. Иногда я даже украдкой приходил сюда посреди ночи. И Гейб тоже играл, мы с ним проводили бесконечные турниры.
Мерроу тихо рассмеялась. Он так восхищенно рассказывал об этом, как будто сейчас, после стольких лет, надеялся, что ему снова выпадет возможность поиграть. И она как наяву представила себе двух мальчишек в полутемной комнате — смеющихся, спорящих и стремящихся к победе.
— И кто же из вас двоих был чаще чемпионом?
Алекс наклонил голову, поводил носом и щекой по ее волосам и прошептал ей на ухо:
— Понимаешь, судей-то не было. Мне кажется, что чаще выигрывал я. Однако, если ты задашь тот же вопрос Гейбу, он, не сомневаюсь, укажет на себя. А потом мы выросли, Эш стала играть с нами, и в конце концов мы с Гейбом пришли к выводу, что кегли — игра для девчонок. И принялись пинать здесь футбольный мяч. И окна разбивали, и прятались от родителей, и синяки ставили друг другу... — Он поцеловал ее в ухо, а затем чуть ниже. — Счастливые дни!