Вопрос о "принципе индивидуации" имеет гораздо более ограниченное значение, и в общем, он сводится к следующему: индивиды одного и того же вида все причастны одной природе, которая и есть сам вид и который равно присутствует в каждом из них; что же приводит к тому, что, несмотря на эту общность природы, эти индивиды суть существа различные и даже, лучше сказать, отделенные друг от друга? Хорошо понятно, что об индивидах здесь речь идет, поскольку они принадлежат к виду, независимо от всего того, что в них может быть в других отношениях; таким образом, вопрос можно сформулировать так: какому порядку причастна детерминация, которая добавляется к специфической природе, чтобы создать из индивидов в самом же виде разделенные существа? Именно эта детерминация схоластами соотносится с «материей», то есть по сути с количеством, согласно их определению materia secunda нашего мира, и таким образом, «материя» или количество понимаются собственно как принцип «разделенности». Действительно, можно сказать, что количество и есть та детерминация, которая добавляется к виду, потому что он является исключительно качественным, следовательно, независимым от количества, иначе обстоит дело в случае индивидов именно потому, что они «телесны»; в этом отношении особенно следует иметь в виду, что в противоположность ошибочному мнению, слишком распространенному среди современников, вид никоим образом не должен пониматься как «коллективность»; она есть не что иное, как арифметическая сумма индивидов, то есть, в противоположность виду, нечто совершенно количественное; смешение общего и количественного — это еще одно следствие тенденции, которая заставляет современников во всем видеть только одно количество, тенденция, которую мы находим с таким постоянством в основе всех характерных концепций и их особого образа мысли.
Мы пришли теперь к такому выводу: в индивидах количество тем больше будет доминировать над качеством, чем больше они будут склоняться к тому, чтобы быть, если можно так сказать, простыми индивидами и, чем больше они будут тем самым разделены друг с другом, что не означает, разумеется, более дифференцированы, потому что еще есть качественная дифференциация, которая является, собственно, обратной по отношению к этой совершенно количественной дифференциации, являющейся разделением, о котором шла речь. Это разделение делает из индивидуумов лишь только «единицы» в низшем смысле этого слова, а из их ансамбля — чистую количественную множественность; в пределе, эти индивиды будут не более, чем нечто сравнимое с так называемыми «атомами» физиков, лишенными всякой качественной детерминации, и хотя этот предел в действительности никогда не может быть достигнут, таково направление, в котором движется современный мир. Достаточно бросить вокруг себя взгляд, чтобы убедиться, что повсюду стремятся все свести все больше и больше к единообразию, идет ли речь о самих людях или же о вещах, среди которых они живут; очевидно, что такой результат может быть достигнут лишь при уничтожении, насколько это возможно, всякого качественного различия. Но еще более достойно внимания то, что по странной иллюзии некоторые охотно принимают это «единообразие» за «объединение», в то время как оно представляет собою как раз обратное, что может стать очевидным, с момента включения все более и более ярко выраженного подчеркивания «раздельности». Количество — мы настаиваем на этом — может только разделять, а не объединять; все, что исходит из «материи», производит лишь антагонизмы различной формы между фрагментарными «единствами», которые крайне противоположны истинному единству или, по крайней мере, имеют эту тенденцию со всей весомостью количества, не уравновешенного более качеством; но это «единообразие» конституирует слишком важный и в то же время слишком уязвимый для ложной интерпретации аспект современного мира, чтобы не остановиться на этом еще немного.
Глава 7. ЕДИНООБРАЗИЕ ПРОТИВ ЕДИНСТВА
Если мы будем рассматривать ансамбль той области проявления, которая представляет собою наш мир, то мы можем сказать, что по мере удаления от начального единства существование становится все более количественным и все менее качественным; в самом деле, это единство, синтетически содержащее в себе все качественные определения возможностей этой области, есть в ней сущностный полюс, тогда как субстанциальный полюс, к которому, очевидно, приближаются в той мере, в какой удаляются от другого полюса, представлен чистым количеством с бесконечным «атомным» множеством, заключающимся в нем, исключая всякие иные различия между элементами, кроме нумерических. Это постепенное удаление от сущностного единства, кроме того, может рассматриваться под двойным углом зрения, в одновременности и в последовательности; мы хотим сказать, что его можно рассматривать, с одной стороны, в организации его проявленного бытия, где эти степени проявляют что-то вроде иерархии для входящих сюда элементов или модальностей, им соответствующих, и с другой стороны, в самом ходе ансамбля проявлений от начала и до конца цикла; очевидно, что здесь мы должны особенно остановиться на второй из этих точек зрения. В любом случае, область, о которой идет речь, можно представить в том отношении треугольником, вершина которого есть сущностный полюс, представляющий собою чистое количество, в то время как основанием является субстанциальный полюс, то есть для нашего мира чистое количество, изображенное множеством точек этого основания в противоположность единственной точке, представляющей собой вершину; если начертить параллели основанию, чтобы представить различные степени удаления, о которых мы только что говорили, то очевидно, что множественность будет тем более явной, чем более мы удалимся от вершины, чтобы приблизиться к основанию. Для того, чтобы символ был максимально точен, необходимо предположить, что основание бесконечно удалено от вершины, прежде всего потому, что эта область проявления поистине бесконечна сама по себе, а также и для того, чтобы множественность точек основания была, так сказать, доведена до своего максимума; сверх того, этим будет обозначаться, что это основание, то есть чистое количество, не может быть никогда достигнуто в процессе проявления, хотя и приближается к нему все более и более, и что, начиная с некоторого уровня, вершина, или сущностное единство, или чистое качество, теряется, в некотором роде, из виду, что в точности соответствует современному состоянию нашего мира.
Мы только что сказали, что «единицы» различаются между собою в чистом количестве только нумерически, и в самом деле, здесь нет никакого иного отношения, в котором они могли бы быть различны; но в действительности это показывает, что это чистое количество поистине и с необходимостью располагается под всяким проявленным существованием. Здесь уместно напомнить то, что Лейбниц называл "принципом неразличимых", в силу которого нигде не могут существовать два идентичных существа, то есть сходных между собою во всех отношениях; как мы уже показали, это есть непосредственное следствие беспредельной универсальной возможности, которая влечет за собою отсутствие всякого повторения в частных возможностях; можно еще сказать, что два бытия, предполагаемые тождественными, поистине будут не два, но совпадая во всем, они будут в реальности одним и тем же бытием; но говоря точно, для того, чтобы два бытия не были тождественны или неразличимы, надо чтобы между ними всегда было какое-нибудь качественное отличие, следовательно, их детерминация никогда не будет количественной. Именно это выразил Лейбниц, сказав, что никоим образом не является истинным то, что два бытия, каковы бы они ни были, отличались бы между собою только solo numero (одним числом); в приложении к телам это нацелено против концепций «механицистов», таких как Декарт; он говорит еще, что если бы они не отличались качественно, то "это не было бы далее и бытием", но нечто сравнимое с частями, совершенно между собою сходными, гомогенного пространства и времени, у которых нет никакого реального существования, но которые являются лишь тем, что схоласты называли entia rationis (мысленная сущность). Отметим, впрочем, по этому поводу, что у него самого не было удовлетворительной идеи о природе пространства и времени, так как когда он определяет первое как "порядок сосуществования", а второе "как порядок исследования", то рассматривает их с чисто логической точки зрения, которая как раз сводит их к гомогенным вместилищам, лишенным какого бы ни было качества и, следовательно, всякого действительного существования. Он, таким образом, не отдавал себе отчета в их онтологической природе, мы хотим сказать, реальной природе проявленных пространства и времени в нашем мире и, следовательно, существующих на самом деле в качестве условий, определяющих тот особый способ существования, который и есть в собственном смысле слова телесное существование.