- Вас не учили, молодой человек, что перед началом лекций необходимо познакомиться с преподавателем?
- Простите… я не подумал.
- Надеюсь, Вас не затруднит подойти ко мне на перерыве?
- Нет, я подойду.
- Спасибо.
Она разворачивается, и я прячу глаза в своей тетради: не могу смотреть на неё сзади, моя эрекция уже пугает меня самого.
Мне восемнадцать, и ни разу ещё в моей истории со мной не случалось подобного: я никогда так остро не ощущал потребности в близости, меня не влекло к женщине настолько старше меня, моё сердце не билось с такой силой, а физиологические процессы в моём теле не были настолько вне границ контроля – я будто окаменел ТАМ!
И всякий раз, как я поднимаю свои глаза и вижу черты её лица, подбородок, скулы, о которые можно порезаться, губы в которые хочется уткнуться своими, в моём животе поднимается щекочущая изнутри волна, она опрокидывает меня, и не даёт подняться вновь.
Я умираю от изгиба её шеи, нежности ушных мочек, украшенных маленькими бриллиантами, светлых волос, туго стянутых в строгую причёску. Её руки сводят меня с ума своими тонкими запястьями, и каждый раз, как она берёт ими мел и пишет на доске свои формулы, я чувствую волшебство, плотной вуалью накрывающее мою душу.
Я запрещаю себе смотреть на её бедра, потому что знаю: успокоюсь нескоро, а она в любой момент может вызвать меня к доске, выписывать очередное не укладывающееся в моей голове уравнение. Я никогда ещё не ощущал себя таким тупым, особенно в те моменты, когда она стоит так близко, что я могу уловить её запах…
Но самое необыкновенное в ней, самое необычное, неподражаемое – её глаза, их бесконечная глубина и мудрость. Кажется, она знает всё, видит насквозь, чувствует каждую твою вибрацию. И в этих глазах хочется тонуть… причём добровольно, не страшась потеряться в них навеки, забыть путь домой, отказаться от всего, что прежде считал важным, дорогим, стоящим внимания… Хочется идти за ней, куда бы она ни пошла, слепо следовать, лишь втягивая носом её божественный аромат…
В тот самый первый день моего знакомства с Валерией я понял, что у моей матери нет шансов и, по всей видимости, никогда не было. Единожды увидев эту женщину, понимаешь, как ничтожны, безлики и пусты все другие…
По окончании лекций случилось то, чего я ждал всю свою жизнь - я впервые увиделся со своим отцом, но мои чувства и эмоции оказались совсем не теми, каких я ожидал.
Для отца я оказался таким же «сюрпризом» в подарочной упаковке, как и для его жены. На его лице шок, в глазах страх, и вот она уже обнимает его, успокаивая. Он твердит ей какие-то свои оправдания, но её они не интересуют, как и меня.
Моё существование в принципе – его косяк. Я – случайность, следствие необдуманного поступка.
Я не чувствую любви, не ощущаю восторга от долгожданной встречи с ним, нет… Ничего этого нет, зато есть кое-что другое: я не могу оторвать своих глаз от его жены и с удивлением прислушиваюсь к своему сердцу, которое забыло, похоже, что такое ритм, и трепещет как лихорадочное. Мне всё равно, что скажет он, мне важно, чего пожелает она. А она предлагает:
- Эштон, в гости к нам хочешь?
- С удовольствием! – отвечаю, захлёбываясь собственной неожиданной радостью.
- Тогда все вместе и поедем, заодно сразу все и перезнакомимся, чего уж там! Какой смысл тянуть? А никакого! – заявляет, вытирая уголки своих глаз.
Да! Только с его появлением маска с её лица спала, и она стала мягкой, нежной, ранимой женщиной, умеющей чувствовать, не знающей, как спрятать переполняющие её эмоции.
Мне показалось в тот момент, что сама она и её душа – тонкие паутинки, слабые, бессильные, и только он, мой отец, умеет, знает, как наделять их мощью…
Я заметил, как она смотрит на него: так, будто кроме него во всём мире нет ничего более материального, и он – единственное, что ей нужно для жизни. Она взглядом ищет в его глазах нечто, известное только им двоим, и находит. Они вжимаются друг в друга, забыв обо мне, и мне вдруг становится бесконечно больно и страшно...
Как много любви заключено в этих объятиях? Ни разу не виданный мною доселе концентрат! Как много отдать её они согласятся?
Она знакомит меня со своими дочерьми, их три: самая старшая – Софи, та самая, которую отец так самозабвенно обнимал на фото, только теперь она уже не девочка, а девушка. Красивая, стройная, очень похожая на Валерию внешне, но больше всего глазами и тем, что в них – особенная глубина.
Средняя и самая красивая из всех – Лурдес: темноволосая, кудрявая, с идентичным моему, а значит, и отцовскому, разрезом карих глаз. Лурдес ещё сосем ребёнок, но взгляд у неё не детский – женский.