Отец никак не прокомментировал мою отставку с доверенного поста, а я ждал, что он позвонит хотя бы по этой причине. Но нет: секретарь принесла факс моего дважды пересланного заявления с его размашистой подписью.
Вот так легко и непринужденно мой лайнер отправился в свободное плавание: я съехал из казённого фешенебельного жилья в арендованную дешёвую студию безо всякого вида на море, но зато с живой кирпичной кладкой, отчего Янг пришла в неописуемый восторг и явилась со мной жить …без приглашения.
Янг не из тех женщин, которые готовят блинчики по утрам. Не из тех, кто с нежностью трогают твой лоб в том случае, если ты плохо выглядишь, но зато она не даёт цвести моей депрессии и клёво трахается. Вот прямо клёво, настолько улётно, что уже это одно становится моим героином, помимо основного…
Да, я пробовал наркотик и раньше, но до этого момента моё баловство никогда не приобретало характер системности, и именно последнее уже давно не смущает мою трезвую половину сознания. Я привык к мысли, к идее, что наркозависим, и у моего пути имеется вполне определённый не слишком дальний маршрут.
Из плюсов: под кайфом я гениально рисую... ну, так полагают мой наставник и Янг. В художественной школе, куда меня занесло, я стал делать успехи с самого начала, поразив преподавателя своим видением композиции и особенной философией цвета.
Мы с Янг, которая, не желая оставаться в квартире одна на время моего отсутствия, тоже увязалась со мной на уроки, не устаём ржать над его комплиментами, потому что свои творения я создаю в крайне обдолбанном состоянии. Мы прозвали мой талант «пьяным вдохновением Геры», не стесняясь обращаться к нему всё чаще и чаще.
Самое смешное, что после выставки, куда случайно попали несколько моих героиновых работ, их стали покупать настоящие живые люди! Причём продавались не только абстрактные разливы краски на белом или чёрном полотне, но и мои потуги рисовать человеческие лица.
- А кто эта девушка, которую ты всё время рисуешь? - интересуется однажды Янг.
- Не знаю… я думал, они разные! – честно отвечаю.
- Разные, но все с синими глазами и коричневыми волосами. Это твоя бывшая?
- Нет.
- Тогда почему ты рисуешь её без одежды?
А хрен его знает, почему я рисую её без одежды? И кто это вообще на моих рисунках? Но на выставку эти работы я отправлять не стал.
Из этого эпизода вышла ссора: Янг сфотографировала моих девушек и выложила в сеть. Тут же нашёлся желающий приобрести, но я отказался продавать. Покупатель попросил продать ему, по крайней мере, один рисунок, где девушка лежит со связанными руками, её глаза закрыты, а по щекам ползут грязные из-за косметики слёзы. Я не знаю, чем его привлекла именно эта картина, но менять своего решения не стал, и тогда он предложил сумму в десять раз больше стандартного гонорара. Я снова отказался, и это вызвало самую большую ссору в истории наших… отношений?! Я и сам не знаю, что это между нами было, но Янг ушла.
Спустя две недели она вернулась, и у неё была куда как более веская причина, нежели желание меня видеть – её попросту безбожно ломало. Конечно, у меня было чем ей помочь, но сам я тогда… испугался? Да, наверное, впервые понял, как гадко им будет, когда однажды они увидят меня таким. А это неизбежно: точка невозврата давно осталась позади.
Янг резко открывает дверь в квартиру, моя и без того уже неуверенная рука вздрагивает и предательская игла пробивает вену…
- Чёрт… Синяк останется… В эту жару такое палево!
- С длинным рукавом наденешь что-нибудь, в первый раз что ли?
- Да какого чёрта, Янг? Нельзя нормально, входить без такого грохота?!
- Если я так раздражаю тебя, зачем мы живём вместе?!
- А я знаю? Ты припёрлась, вот и живём!
Девушкам нельзя говорить подобные вещи, я в курсе. Но мне плевать. И по большей части потому, что я знаю: Янг не обидится. Она вообще уже очень давно разучилась обижаться, её интересует только одно: получит ли она вовремя то, что ей так нужно. И она получит, потому что у меня это есть. И хватит нам обоим надолго.
Дрейф беззаботного вольного художника длился недолго. В один прекрасный день происходит то, что я, в сущности, предвидел и чего ждал, я получаю сообщение:
«Ещё 5 миллионов»
Еду в Париж к матери, продаю подаренную отцом квартиру, выручив за неё 800 тысяч евро, повторяю всю известную уже процедуру со счетами, но мой далёкий «друг» не удовлетворён:
«Ещё 4 миллиона»
« У меня их нет!»
« Это твои проблемы, парень. Срок – неделя».
А у меня нет денег даже на билет до Сиэтла.
Я в тупике и отчаянии. Настолько беспомощным не чувствовал себя даже в то время, когда одна за другой операции не приносили желаемого результата, оставляя мне перспективу хромого. Я прожил часть своего детства в боли, госпиталях и страхах, но так как в этот момент мне ещё не было страшно, как и не было такого засасывающего в депресняк чувства безысходности.
Rhodes - Home
Я долго не мог подсчитать разницу во времени: в Сиэтле на 18 часов меньше, чем у нас – этот город одним из самых последних завершает наши земные сутки. Я звонил ночью, так, чтобы у них было десять утра – рабочее время.
- Здравствуй, отец.
- Здравствуй, Эштон.
- Мне нужна помощь.
Он некоторое время молчит
- Деньги?
- Да.
- Сколько?
- 4 миллиона.
- Много.
- Да, много.
- Зачем, скажешь?
- Меня шантажируют.
Отец некоторое время молчит, затем спрашивает изменившимся голосом:
- Сколько у тебя времени?
- Неделя.
- Подожди, не вешай трубку.
Я слышу, как отец зовёт свою помощницу Хелен, о чем они говорят разобрать сложно, но спустя некоторое время он уже обращается ко мне:
- Я буду в Брисбене через двое суток. В это время оставайся в своей квартире, ни с кем не контактируй и не принимай никаких телодвижений. Это ясно?
- Да.
- Очень хорошо. Просто дождись меня.
Спустя двое суток, как он и сказал, мы встретились в Старбаксе, расположенном на пятом этаже торгового центра на побережье. Отец приехал не один - с Пинчером. Этого следовало ожидать.
- Выкладывай, - требует без приветствий.
- Всё дело в видео, снятом служебными камерами в клубе. На нём я и Софья.
Отец с шумом выдыхает.
- Все записи той ночи удалены со всех носителей, - Пинчер знает всё.
- Это я удалил.
- Мы так и думали. Так в чём проблема тогда?
- Проблема в том, что его успели увидеть и сохранить копию… скорее всего, охрана. Те парни, что должны были работать в ту ночь.
- Разве не ты их уволил?
- Нет. Когда я приехал, их уже не было. Клуб был пустой.
- Тааак… - тянет Пинчер. – И когда они впервые связались с тобой?
- Примерно месяц спустя… после эпизода.
- Ты поэтому продал свою квартиру в Сиэтле?
- Да, поэтому. И в Париже тоже.
Отец разочарованно качает головой, но ничего не говорит – для этого у него есть Пинчер:
- Слушай, парень, почему ты сразу не обратился ко мне с этой проблемой?
- Потому что хотел сам разобраться. Надеялся, что смогу.
- Для решения ТАКИХ вопросов у твоего отца существует служба безопасности, и в нашу сферу входят все члены семьи, включая и тебя и Софью! Мы с тобой эти моменты обсуждали и не раз! Так я повторяю свой вопрос, почему ты не поставил меня в известность об этой вопиющей ситуации?! Ты хоть понимаешь, кого под удар поставил?
- Почему?
- Да! Почему?!
- Стыдно было. Стыдно, что отец увидит видео.
И он, отец, медленно проводит рукой по лицу, изо всех сил стараясь смять свои эмоции.
Пинчер нервно выдыхает и добавляет, глядя на отца:
- Детсад какой-то у тебя, ей Богу!