Я более никого не выделяю, ни с кем не отождествляю себя настолько, чтобы рассматривать возможность каких-либо отношений, не говорю о «любви», потому что от самого этого слова меня мутит, беру от женщин то, что они могут дать, но при этом всегда долго и тщательно выбираю, как и прежде заботясь, в первую очередь, о качестве.
К восемнадцати годам я – потребитель. Жестокий, безнравственный, чёрствый и холодный эгоист, спрятавшийся в панцире цинизма.
И вот наступает этот день – второе марта, когда мать сообщает мне, что скопила денег для того, чтобы отправить меня в хороший институт.
- Ты ведь хотел учиться в престижном месте? Доктора мы не потянем, но бизнес-администрирование вполне.
- Что за институт? – спрашиваю.
- Вашингтонский Университет, это в США.
Она могла бы и не говорить мне, где это. Потому что я знаю. Там работает ОНА – ЕГО жена, преподаёт математику.
- Так что скажешь?
Пожимаю плечами:
- Почему бы и нет?
Я делаю вид, что ничего не понял в этой примитивной женской стратегии, а мать радостно вздыхает.
Интересно, как она рассчитывает финансировать моё обучение? Уверен, что максимум, на что ей хватит денег – это один семестр и билет до Сиэтла. А дальше что?
Но мне нравится эта авантюра. И нравится материнский план: забавно будет увидеть это синеглазое холёное лицо купающейся в любви и деньгах женщины, когда она увидит МЕНЯ!
Да, моё внешнее сходство с отцом принимает пугающие масштабы: те различия, которые были до этого, все до единого являлись следствием молодости, но с каждым годом моего взросления юность уступает место зрелости, делая черты моего лица более мужскими, а значит сильнее похожими на ЕГО черты.
Я смотрю на фото старого журнала, затем на своё лицо в отражении зеркала всё той же ванной и злорадно улыбаюсь: оно разорвёт ко всем чертям их милое царство, когда она узнает …
Глава
5.
Аромат
Валерии
Body Positivity: Paloma Elsesser in “Honey & Dirt” | She’s Mercedes
На ней нежно-голубая блузка и бежевые брюки, сексуально обтягивающие стройные женственные бёдра. На шее - тончайшая цепочка с красивой крошечной подвеской, сверкающей бриллиантовым блеском.
- Знакомься, это – самый сексуальный препод не только на курсе, но и во всём универе. Но, имей в виду, слюни пускать можно, руками трогать нельзя: у неё строгий муж, и она однозначно не любит мальчиков, - подмигивает мне мой однокурсник Итон.
Дело в том, что я прибыл с опозданием – вышла задержка с оформлением студенческой визы. К превеликому огорчению матери, мой первый семестр в Университете начался не первого сентября, как у всех нормальных людей, а двадцатого. У меня почти сразу же завёлся товарищ – рыжеватый балагур и повеса Итон: ни разу не услышав от меня ни единой просьбы, он как-то сразу возложил на себя обязанность курировать мою адаптацию на новом месте и исправлять мой «невыносимо приторный» французский акцент.
- Разговорчики в строю, Итон! – внезапный спокойный, женственный, но при этом жёсткий голос, такой, с которым страшно спорить, боязно ослушаться.
Она смотрит на нас какое-то время, затем переводит взгляд на меня и, ни на мгновение не меняя выражения своего лица, замирает…
Один, два, три, четыре… восемь, девять… Сколько времени взгляд учителя может задерживаться на студенте, не рискуя быть обвинённым в ином интересе, нежели преподавательский?
Она отводит взгляд, медленным шагом направляется к своему столу со словами:
- А скажи-ка мне, Итон, решил ли ты уравнение для тугоумных?
Она находит на своём столе папку с бумагами, открывает её, перебирая какое-то время листы с таблицами.
- Ээм… я честно пытался, и даже гуглил, но гугл не знает ответа…
- А между тем, у него целых два решения, - сообщает всё тот же уверенный голос.
Наконец, она вынимает из кипы бумаг нужное, ведёт по списку пальцем, находит то, что искала, и поднимает свои глаза, чтобы встретиться с моими…
- Кто порадует меня сегодня адекватным решением или хотя бы своими мыслями на его счёт? – обращается к раскинувшейся перед ней амфитеатром аудитории, не отрывая своих глаз от моих.
Желающие находятся: симпатичная блондинка пробирается к доске, а Валерия берёт со стола свой телефон и медленным, размеренным шагом направляется к окну. Я смотрю на её фигуру в дорогой небесной блузке и невольно отмечаю, что каждая линия, всякий её изгиб, излом, длина, ширина, объём – первозданно прекрасны. Это женское тело вылепил самый талантливый божественный скульптор.
Она смотрит какое-то время в окно, затем, чуть наклонив голову, набирает номер и быстро, коротко, едва слышно говорит. И это не английский язык.
- Миссис Соболев, за использование телефона в аудитории положен штраф в 200 баксов, вы помните?! – мой сосед не знает покоя в своей жизни.
Она не реагирует, продолжает делать то, что делала, словно прозвучавших в тишине слов Итона и не было вовсе.
Вдруг резко разворачивается со словами:
- Двести баксов, говоришь…
Быстрым уверенным шагом возвращается к своему столу, вновь ищет что-то среди бумаг, находит, затем вынимает из своего клатча деньги и направляется к нам.
Этот её путь от стола и по ступеням вверх к нашему с Итоном месту - самое нервное ожидание в моей жизни.
Её рука с чувством кладёт перед носом Итона исписанный лист и 200 долларов:
- Вот мой штраф и вот твои задолженности по моему предмету, Итон. Ты ведь на бизнес-администрировании? Проведи-ка подсчёт своих финансовых долгов перед Университетом, особенно обрати внимание на графу «необоснованные пропуски».
Всё это время она в упор смотрит на меня, не отрывая своего взгляда. Эта миниатюрная в сравнении со мной женщина кажется мне сейчас гигантом, она давит своим авторитетом, достоинством, выдержкой.
От неё безумно приятно пахнет дорогими духами и… женщиной. Я никогда в своей жизни ещё не ощущал настолько влекущего, буквально дурманящего запаха…
На её лице непроницаемая маска, но я каким-то странным образом чувствую, читаю в глубокой синеве боль.
Я хотел этого, мечтал об этой боли, но сейчас не рад ей. Мне плохо вместе с ней, и я не хочу, чтобы ей было больно, нам обоим. Она выпрямляется, не отрывая от меня своих глаз, а мои видят её губы, их чувственный изгиб, я не могу остановиться, меня несёт дальше, и вот мой взгляд уже скользит по неглубокому декольте и ниже к талии, обтянутым бежевой тканью бёдрам.
К своему позору и удивлению, я твердею. Мне жутко стыдно, потому что то, что в данную секунду со мной происходит, я не могу контролировать, а неуместность моей физической реакции прямо посреди лекции в университетской аудитории не требует комментариев.
- Кто Вы? – внезапный вопрос.
- Он новенький, - спешит ответить за меня Итон.
- Я не тебя спросила! – резко одергивает она. – Ты задание получил? – на этот раз её негодующий взгляд, наконец, оторвался от меня.
- Получил, Валери… простите если я…
- Вот и занимайся своим делом! – строго приказывает.
Вновь смотрит в мои глаза:
- Так кто Вы?
Она, эта хрупкая женщина, стоит перед нами, а мы, двое молодых жеребцов, сидим – мне стыдно, нужно же встать, а я не могу… Не могу выставлять напоказ то, что в этот момент самым безнравственным образом происходит в моих штанах. Поэтому я отвечаю ей сидя:
- Меня зовут Эштон Дикстра, я опоздал к началу семестра из-за проблем с визой.
- Французский акцент…
- Да, я из Франции, из Парижа, если быть точнее.
- Прямиком из французской столицы значит?