Они оказались в низком, почти сухом коридоре с выложенными кирпичами стенами и полукруглым сводом. Профессор подумал и указал рукой в одну сторону, пробубнив что-то невнятное. Бродяги пошли вперед, но вскоре уткнулись в завал. Коридор был засыпан крупными обломками кирпичей. Пришлось возвращаться и двигаться в противоположном направлении.
В противогазе было тяжело дышать, поэтому Игорь стащил его и тут же услышал звуки: где-то тихонько журчала вода. Сзади со стуком упал камень. Игорь обернулся. Посветил — никого. Ему стало не по себе. Остальные тоже стянули резиновые маски и тревожно оглядывались.
Что-то грохнуло наверху, где была крышка люка. Все остановились. Игорь схватился за автомат. Но нет, опять все тихо. Они пошли дальше по коридору, слабый луч фонарика освещал неровные стены, кучи грязи на полу. Вдруг Игорь услышал, как кто-то скребется. «Крыса», — подумал он. Но звук раздавался совсем рядом, а зверька видно не было. Игорю стало казаться, что скрежет идет из-за стены.
— Выпус-с-сти меня! — вдруг услышал он свистящий шепот.
Игорь осветил стену. Ничего. Кое-где кирпичная кладка осыпалась, видна была земля. Но никаких отверстий и полостей не наблюдалось. Звук словно шел прямо из стены.
— Выпус-с-сти!
— Там кто-то есть, — сказал Игорь и сам испугался своего голоса — хриплого, чужого. Женя глядела на него полными ужаса глазами. Наверняка она тоже слышала.
— Ты с ума сошел? — сказал Васька, явно нервничая.
— Тут стена глухая, — зачем-то уточнил Профессор, хотя это и так было всем ясно.
— Пошли отсюда, — заключил Васька. — Живых тут быть не может, а если это мертвяк… тем более сваливать надо побыстрее.
Игорь покосился на Марину — она словно бы ничего не слышала. А вот Женя тревожно вертела головой.
«Неужели она тоже слышала?» — подумал Громов, но спрашивать девочку не стал, чтобы не пугать ее еще больше. В привидения он вообще-то не верил и склонен был думать, что в Рейхе его слишком сильно огрели по голове, оттого и шумит теперь в ушах. Их на Красной линии воспитывали в духе атеизма. Нельзя не признать, что после Катастрофы сторонники материализма получили еще один сильный довод в пользу своей теории. «Если Бог есть, — спрашивал, бывало, патетически очередной лектор, — как он мог допустить такое?» И вроде бы приходилось с ним соглашаться, но… при этом суеверными были чуть ли не все поголовно. Кто-то верил в Хозяина туннелей, кто-то — в Путевого Обходчика, и почти все — в Черного Машиниста. Сталкеры все как один обвешивались оберегами и придумывали свои приметы и ритуалы.
Михаил Иванович предпочитал этих вопросов в разговорах с Игорем не касаться. Один раз мельком обронил, что в потусторонние силы верят лишь невежественные люди. Игорь больше с ним не заговаривал, но такое объяснение его тоже не вполне удовлетворило. Гораздо больше понравилась теория одного из сталкеров.
Сталкер тот был у руководства Красной линии как бревно в глазу — уж очень колоритная личность, и по каждому поводу было у него свое мнение, почти никогда не совпадавшее с мнением товарища Москвина. Звали сталкера Айрон Медный, по станции он ходил в потрепанной косухе, мешковатых штанах и остроносых сапогах с заклепками. Был невысоким и полным, но двигался при этом с кошачьей ловкостью. Металлические колечки торчали у него в ушах, в носу, и однажды, когда несвежая рубаха выбилась у сталкера из штанов, Игорь заметил кольцо даже у него в пупке. Говорили, что в прежней жизни был он не то рокером, не то байкером — Игорь так и не понял, это одно и то же или нет. Полуседые волосы Айрон обычно стягивал в хвост, но мог и заплести в косицу, украсив ее лентой. Товарищ Москвин, конечно, давно бы приказал его остричь и одеть по-человечески, а то и в карцер посадить за вольнодумство, но Айрон был удачливым сталкером, и за это приходилось ему многое прощать. Людей, которые могли вернуться с поверхности живыми, да еще и с полезной добычей, и так становилось все меньше. Поэтому Айрон отлично знал себе цену и поговаривал, что в любой момент может податься на Ганзу или в Полис, ему там будут рады. Для Игоря было загадкой, почему Айрон все же до сих пор остается на Красной линии.
И вот однажды, когда сталкер расслаблялся после очередной вылазки и был уже слегка навеселе, он и сказал то, что особенно запомнилось Игорю:
— Я думаю, брат, после Катастрофы все изменилось. Раньше ведь как было — каждый за себя, один бог — против всех. Но вот прогневали его, истощилось его терпение, устроил он нам большой барабум да и плюнул на уцелевших. Мол, сами себя истребят окончательно. В общем, богу теперь не до нас. Больше мы ему не интересны. Крест он на нас поставил. Но у каждого из нас есть свои демоны и свои заступники.