Она застыла и зажала рукой рот. В темных глазах не было души.
Ее сердце разбилось.
Они были мертвы. Их волосы были в крови.
Она всхлипывала, глядя на их затылки, которые с силой ударили.
— Чудище, — взвыла она. — Как ты мог? У тебя нет сердца?
— Уже нет. Я хотел тебе подарить это, — сказал отец Мардук, регардцы ворвались в храм, он поднял меч и подмигнул ей. — Ты скоро будешь с ними. Дай только разобраться с этой помехой.
Она кипела, смотрела на него, а он отвернулся.
Он вошел в бой с мечом, резал броню и сталь пылающим клинком.
Регардцы боролись, но их тела начали усеивать красивый зеркальный пол.
Что-то разбилось в Амалии. Она смотрела на родителей и поняла, что на пол упало что-то стальное.
Она и отец Мардук посмотрели вниз.
Амалия коснулась горла, ее глаза расширились. Оно болело, но ошейника не было. Она подняла его и яростно посмотрела на отца Мардука.
Горло и сердце зудели. В груди словно что-то низко гудело. Она склонила голову, слушала и принимала.
Всю жизнь ей говорили, что магия грязная.
Злая.
Нельзя ее показывать.
Но она даже не смогла узнать… что она умеет.
Гул в груди дошел до рук, согревая их изнутри, кровь бежала быстрее. Отец Мардук замер в бою и смотрел на нее, вскинув брови.
Она опустила взгляд, ее платье пропало. Она вдохнула, бронзовая броня покрывала ее. Она коснулась меток на бронзе и золотом нагруднике, удивленно посмотрела на отца Мардука.
Уголки ее рта приподнялись в хитрой улыбке, она протянула руку в перчатке, повторяя за ним. Топор вылетел из ее ладони, и она схватила его за рукоять, ощущая вес, сжимая его. Она закрыла глаза, ощущая его. Топор стал ее, и она рассмеялась. Он засиял белым, серебряные нити искрились на лезвии.
Регардцы перестали сражаться и повернулись к ней.
Со смехом, смешанным с горем и удивлением, она направила топор на отца Мардука, сузив глаза.
— Это мой народ, Эйнар, — сообщила она. — Хочешь им вредить, пройди меня.
Он нервно рассмеялся, но попытался изобразить уверенность, глядя на нее. Он поднял меч на уровень плеча.
— Хорошо, дитя, — сказал он. — Начнем.
Она вскочила в воздух.
— Давай!
От звона стали храм содрогнулся, искры и огонь разлетелись и окружили их. Скрипя зубами, Амалия скользила топором по мечу Мардука. С силой Волка она зацепила его меч, вырвала из его руки и отбросила за свою голову.
— Плохой воин, да, Эйнар? — спросила Амалия, развернулась, пригнувшись, на скользком полу и сбила его с ног топором. Он вскочил, но броня утяжеляла его.
Она напала, топор прижался к его шее, она изо всех сил развернула его, и Мардук отлетел в статуи, круша их.
— Пока ты убивал мой народ, я тренировалась и готовилась к этому, — сказала она. — Я этого не понимала раньше, но теперь вижу.
Он встал, сорвал шлем с головы и сплюнул кровь.
— Ты ничего не видишь, дитя. Я уже выпустил зверей, и они придут. Только дождись.
Они бросились друг на друга, полные ярости, ее топор просил крови.
Его руны плясали вокруг головы, сияя, и она поняла, что они исцеляли его на ее глазах. Амалия подняла ладонь и позвала руны к себе.
Это было рискованно, но, к ее удивлению, одна пошла к ней. Килана.
Она посмотрела на духовную руну, не зная, как ею управлять. Она закричала, удар в живот заставил ее согнуться и отпрянуть. Она удержала топор и вскочила на ноги.
Отец Мардук зарычал, выпустил в ее грудь голубой огонь. Она охнула, напряглась, огонь попал по ней с треском. Она закрыла глаза, боясь худшего, но, когда открыла, голубой огонь впитался в ее броню, усилив ее.
— Невозможно, — он сглотнул.
Она посмотрела на него.
— Я уже поняла, что все возможно, — сказала она и бросилась с топором и колотящимся сердцем, адреналин пульсировал в теле.
Она сбила его с такой силой, что храм содрогнулся, потолок треснул, и большие камни падали вокруг них.
Один упал на его живот и придавил. Она уклонилась от остальных, быстро дыша. Весь Оазис и храм грозил развалиться. Она смотрела с земли, как регардцы и эльфы бегут к лестнице.
Она вскочила, посмотрела на отца Мардука. Пока мир рушился вокруг нее, она подошла к нему, с любопытством глядя.
— Я говорила тебе отпустить меня, — сказала она. — Я не хотела убивать. Но я должна защитить свой народ. Ты убил моих родителей. Украл мое детство. Мне придется наказать тебя за преступления.
— Ничего, — он кашлял кровью. Его красная улыбка сияла. — Я вернусь. Я, Зука и мои создания. Мы…
Она прервала его, вонзив топор в его шею, не дав ему запугать ее.