Они прошли в гостиную. Шира накрыла стол белой скатертью и подала чай с медовой коврижкой. Сразу после этого она извинилась и ушла на работу.
Пристально рассматривая Саида, Марван поначалу говорил о том, как холодно порой бывает в Норвегии и как они с друзьями каждую зиму живут ожиданием лета, а затем перешел к тому, что в этой стране холод поселился и в душах людей, что Норвегия стала обществом вседозволенности и правоверному мусульманину очень тяжело жить в стране морального упадка.
Пока Марван говорил, Саид сидел молча. Когда же пришло время второго намаза, принес из спальни коврик. Они по очереди совершили в ванной омовение. Затем стали на колени посреди гостиной и вознесли молитву.
Потом снова уселись за стол.
Лицо Марвана все больше завораживало Саида. Непроницаемость свидетельствовала о высочайшем самообладании и достоинстве. Говорил он тихим ровным голосом, начисто лишенным эмоций. Хорошо бы и ему овладеть таким умением, подумал Саид. Но для этого требовались внутреннее спокойствие и самообладание, которых он пока не имел. Возможно, ему вообще никогда этого не достичь.
— Мне рассказали о случившемся в Джидде, — сказал Марван. — Да смилостивится над тобой Аллах.
Саид благодарно опустил взгляд:
— Спасибо.
— Друг мой, я немного обрисую тебе ситуацию. А потом мы побеседуем о тебе.
Саид кивнул с серьезным видом.
— На время мы защитили тебя от аль-Сауда, снабдив новым документами и переправив в эту страну.
— Я очень благодарен.
— Но и здесь перед нами стоят большие задачи. Примерно неделю назад в Осло арестовали трех моджахеддинов. Их схватили, когда четвертый из их группы подорвал себя. Несчастный случай. Студенты. Полиция обыскала общежитие и изъяла взрывчатку, компьютеры и документы. А ведь всего через несколько часов им предстояло погибнуть в борьбе, совершив совместную акцию.
Саид почувствовал, как учащается пульс.
— С момента ареста они находятся в изоляции. О том, что с ними произошло дальше, мы знаем только из газетных сообщений. А еще знаем, что полиция сейчас отслеживает их контакты и, конечно, изучает переписку, мейлы, банковские счета, денежные переводы, телефонные переговоры и так далее.
Он взял ломтик коврижки. Саид терпеливо ждал, пока Марван тщательно прожевал и проглотил.
— Насколько нам известно, если, конечно, нам вообще хоть что-нибудь известно, — продолжил Марван, — почти никаких действительно значимых следов полиция не найдет. Их ячейка была автономна и создана по инициативе одного из четверки.
— Что значит «почти никаких следов»?
— Студенты посещали одну и ту же маленькую частную мечеть. Там у них и был главный связной. В тот же день, когда их арестовали, его отправили из страны. Во-вторых, денежные переводы. Несколько тысяч долларов, которые группа получила через агента хавалы[8] в Осло. Этот след могут и не обнаружить, но все бывает… Нам будет нелегко подготовить новые акции.
— Я приму в этом участие? — Саид машинально потер двумя пальцами шрам.
— Ты тоже. Пока изучай город.
Саид переменил позу. Все тело зудело. Он должен спросить, хотя и страшится ответа.
— Как вы хотите меня использовать?
— Это пока не решено.
— Не решено? Но я разбираюсь в компьютерах и банковских системах. Я именно этим занимался в Джидде. И могу…
Марван жестом остановил его:
— Мы все это знаем, Халед. Живи как можно тише и уединенней, в свое время мы сообщим тебе задание.
Саид поежился. Он все время мерз с тех пор, как впервые ступил на эту землю. Оба помолчали.
— Я принес тебе немного денег, — сказал Марван. — Мы также ищем возможность, чтобы ты сам мог зарабатывать на жизнь. В смысле, тебе надо будет чем-то заняться. Никому не на пользу просто сидеть и ждать.
— Спасибо. А Шира, ей… что-то платят за то, что я живу у нее?
Марван коротко кивнул.
— Хорошо. — Саид начал уставать от спокойствия и стоического самообладания Марвана. — Но я должен кое о чем спросить. Насчет Ширы. — Он положил ногу на ногу. — Она…
— Шира тоже с нами, — перебил Марван мягким, едва слышным голосом. — Она законопослушна и очень самостоятельна. Ты можешь ей доверять.
— Но…
— Я знаю, Шира живет не так, как подобает правоверной мусульманке. Она не носит чадры, почти никогда не бывает в мечети и редко молится. Она двадцать с лишним лет живет в Швеции и Норвегии и многого понабралась от местных женщин. Можно расценивать это как недостаток, а можно — как преимущество. Как ты сам считаешь?
— Я понимаю, о чем вы, — сказал Саид. — Так на нее меньше обращают внимание и ей легче затеряться среди местных. Но я спрашивал о другом: почему вы допускаете, что она даже в своем доме ведет себя не как положено мусульманке?
— Потому что я знаю ее историю, Халед.
— Я бы тоже хотел знать ее историю, чтобы проникнуться к ней таким же доверием.
— Ты не доверяешь ей?
Саид решил не отвечать. Поерзал на стуле.
— Ее родители… — Марван закрыл рот, ненадолго задумался. — Ее мать и отец были истинными моджахеддинами.
— Были?
— Да, были. Мученики. После их смерти малолетнюю тогда Ширу отправили в Швецию. Вот пока все, что тебе следует знать.
— А ее дочь?
— Неудачный брак, Халед.
Саид задумчиво кивнул, прикрыл глаза. Перед ним предстала Нура — вся в белом, вся в крови. Беспокойство разлилось по телу с такой силой, что причиняло боль. Он встал, прошелся по комнате.
Марван по-прежнему сидел спиной к нему.
— У каждого из нас своя история, Халед, — сказал он, не оборачиваясь. — У одних невыносимо тяжелая, у других легкая, как пух. Но жизнями нашими распоряжается Аллах. — Он потянулся за чаем. — Твоей тоже.
21
Сандра оторвалась от клавиатуры, сцепила руки, потянулась. Потом крутанулась на стуле и посмотрела в окно — на медленно скользящие автомобили.
Фактически подвижек почти нет. Проверка показаний, полученных от студентов, снова и снова заводила в тупик. Ничего интересного — ни людей, ни контактных точек — не всплывало. О своих контактах и передвижениях парни лгали, причем на удивление слаженно. Подтвердилось пока только, что эти студенты — выходцы из благополучных, вполне состоятельных семей, проживающих в Марокко, Египте и Ливии. Никто из их родственников склонности к экстремизму не выказывал. Изучение их счетов в банке «Нурдеа» тоже ничего не дало: обычный приход-расход. Все четверо регулярно получали денежные переводы со счетов родителей, из соответствующих стран. А когда ни в общежитии, ни в компьютерах опять-таки не нашлось ничего, что позволило бы шагнуть дальше, следователей охватили разочарование и бессилие. Такое чувство, будто изо всех сил плывешь против течения, но не продвигаешься ни на миллиметр.
На улице было уже по-вечернему темно. Вообще-то надо бы позвонить подружке, рвануть в город и как следует встряхнуться. Давно пора. Ей необходим хороший флирт, а еще лучше — обнаженное мужское тело. Она улыбнулась, расцепила руки, вытянула в стороны.
— Вечерняя гимнастика?
Сандра уронила руки, повернулась на стуле. В дверях стоял Фруде Танген с его безупречным лицом фотомодели. Интересно, он женат? Кольца он не носил, а расспрашивать, копаться в его семейном положении ей не хотелось. Для этого они пока недостаточно хорошо знакомы. Может, он гей? — подумала она.
— Чувствую, над сменить обстановку, — сказала она. — А ты, смотрю, тоже здесь?
— Да, доделаю кое-какие мелочи — и домой. — Он помахал какими-то бумагами, которые держал в руке.
— Пойди-ка сюда.
Фруде подошел, стал рядом. От него хорошо пахло, не лосьоном, а скорее душистым мужским мылом, настолько мужским, что ее гормоны тотчас заволновались. Надо собраться, подумала она. От явного недотраха я уже совсем сдурела, того гляди, брошусь на коллегу. Наманикюренным пальчиком Сандра прижала бумаги, которые Фруде положил рядом с клавиатурой: список имен, дат и международных направлений.