Драго растянулся на грязной земле и болезненно стонал, закатив глаза на затылок. Меня окружила суматоха, и я поднесла руку к волосам, чтобы нащупать порез или шишку. Почему у меня не болела голова? Я почувствовал удар, но почему-то ничего не почувствовал.
Сестра схватила меня за локоть. Мать что-то прошипела, хотя я не мог понять ни слова.
Все взгляды были устремлены на нас, но я продолжал смотреть на безликого мужчину передо мной. Мой спаситель.
«Отведите их в комнаты», — приказала Мать. Я огляделся вокруг, гадая, с кем она разговаривает. Ее глаза остановились на моей сестре. «Выйдите за рамки, и вы оба будете наказаны».
— Да, мама, — проворчала моя сестра, таща меня за собой, а мальчик последовал за нами.
В тот момент, когда мы скрылись из виду, он потянулся ко мне. В животе что-то скрутило, чего там не должно было быть.
«Это было безрассудно». Его тон был полон неодобрения.
Моя сестра издала разочарованный стон. — Ты, черт возьми, думаешь?
Ее сверкающие глаза метались между нами. Быстрыми шагами мы быстро поднялись по лестнице и по коридору в восточное крыло.
"Мне жаль." Я не был уверен, кто бормотал эти слова снова и снова. Это была моя сестра? Или это был я? Все это смешалось вместе с чувством вины, которое меня грызло.
Мы зашли в нашу комнату, и она направилась прямо в свою, с громким стуком хлопнув дверью. Я повернулся к безликому мальчику.
Он не возражал, и я чувствовал, как эмоции клубятся вокруг него темной тучей. — Никогда больше не подвергай себя такой опасности.
Я упрямо выпятила подбородок, сжав губы в тонкую линию. — Ты каждый день подвергаешь себя опасности ради нас.
Он издал теплый смешок. — Что мне с тобой делать?
Бабочки взлетали у меня в животе, когда я смотрел на лицо, которого не мог видеть. Я не мог понять… Почему я не мог его увидеть? Почему я не мог вспомнить, кто он такой? Мне? Моей сестре?
Я знал, что он был кем-то важным. Но кто?
Всплеск холодной воды вырвал меня из сна. Я моргнула и открыла глаза, перед глазами плавали черные точки, а с ресниц капала вода. Я пытался во всем этом разобраться. Почему мой разум показывал мне самого себя, когда мне было 14 лет? Я знал, что это был всего лишь сон, но образы казались такими реальными.
Дезориентированный, я ждал, пока комната станет четкой, и в тот момент, когда это произошло, мое сердце замерло.
— Пожалуйста… Нет, — прошептал я. — Опять нет.
Я зажмурил веки, прежде чем открыть их снова, но реальность не изменилась. Сладкая дымка мгновения назад, наполненная бабочками и теплыми руками, исчезла. Сейчас я лежал в ванне со связанными запястьями и лодыжками. Я изучил комнату. Ярко-белая плитка и стены сливались воедино, их яркость усиливалась за счет обнаженной люминесцентной лампы над головой. Окна не было, но дверь осталась открытой.
«Наконец-то проснулся». Мать вошла в ванную, ее туфли на шпильках стучали по плитке. — Ты отдохнул?
Мои губы сжались, отказываясь отвечать. Я ненавидел, когда она делала это дерьмо. Еще больше я ненавидел то, что не предвидел этого.
— Недостаточно, — прошипел я. "Что ты здесь делаешь?"
— Что ты сделал с женщинами?
У основания моего позвоночника началась дрожь, прежний я дрожал от страха. Страх, который, как мне казалось, давно похоронен благодаря дням и неделям, а может, и месяцам , пыток, которые я пережил в ее руках. Я не мог вынести повторения цикла. Мысли метались в моей голове в поисках лучшего ответа.
Я приземлился на отрицание.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Ее брови удивленно поднялись при моем спокойном тоне.
— Скажи мне правду, — потребовала она, стиснув челюсти. Она хотела мне поверить, я это знал. «Это вопрос жизни и смерти для всех нас».
Я посмеялся над этим. «Кажется, ты уже решил за меня умереть».
«Это не шутка, Лиана!» Моя мать пристально посмотрела на меня, ее итальянский акцент усилился. Жестче всего всегда было, когда ей было страшно. — Ты знаешь, что картель Тихуаны сделал с твоей сестрой. Ты хочешь, чтобы они сделали это с тобой?»
Я стиснул зубы, понизив голос. Я видел видео, как тело моей сестры растворяется в ничто. Я достаточно измучил себя этим.
— Пусть они, черт возьми, придут, — прошипел я. «И я прикончу их так же, как они прикончили ее». Моя мать стиснула зубы, ненавидя мою бунтарскую жилку. Лу был миролюбив; Я был торнадо. Лу был хорош; Мне было плохо. Лу был невиновен; Я был далек от этого. «Как ты вообще можешь работать с ними, зная, что они сделали с моей сестрой?»