Свежий воздух, успевший просочиться сквозь открытое окно в ванной, не мог достичь спальни, но Дороти вдруг обдало холодом. Все тело пронизала дрожь. От волнения она пропустила начало следующей фразы, и заставила себя прислушаться.
«…явно одна из пациенток, и мы надеемся, что вы поможете ее опознать. Пожилая женщина, на вид примерно шестьдесят пять лет, невысокая, довольно худая. Носит очки без оправы…»
«Миссис Полачек», — сказала ему Дороти. — «Фрэнсис Полачек. П-О-Л-А-Ч-Е-К… Нет, точно не знаю. Она вдова. По-моему, жила в Хантингтон Парк, вместе с сестрой».
«Сколько еще больных находилось в лечебнице?»
«Пятеро». — Никакого сквозняка, но дрожь не унимается. — «Бога ради, объясните, что там случилось…»
«Вы не могли бы нам назвать их имена?»
«Да, конечно». — Дороти сделала глубокий вдох. Теперь и вправду стало чуть прохладнее, словно от внезапного порыва ветра. Она удивленно повернула голову. Дверца массивного шкафа стремительно надвигалась на нее, словно кто-то хотел вылезти наружу.
Дороти не успела закричать.
Несколько секунд спустя о случившемся напоминали лишь четыре открытых объекта. Окно в ванной. Шкаф. Ящик кухонного столика, где лежали ножи. И яремная вена на шее Дороти.
По телевизору наконец начали передавать прогноз погоды. Комментатор сообщил ей, что завтра будет ясно, ожидается небольшое повышение температуры.
Глава 8
Утреннее солнце, щедро струившее свои лучи сквозь стекло окна, окутало лысую макушку доктора Висенте золотистым ореолом.
Карен, сидевшая напротив него, постоянно щурилась и беспомощно моргала. После бессонной ночи глаза слипались, и она прижалась затылком к спинке стула, спасаясь от невыносимо яркого света. Но уклониться от пронизывающего взгляда полицейского психиатра невозможно. Как и от ответа на обезоруживающе прямые вопросы.
«Почему ваш муж оказался в лечебнице?»
«Ну сколько можно». — Карен помотала головой. — «Вчера ночью я уже все объяснила вашему лейтенанту. Вы не хотите просмотреть его записи?»
«Мне дали отпечатанный экземпляр ваших показаний». Доктор бросил взгляд на несколько листов, лежащих перед ним на столе. — «Но вы очень поможете нам, если расскажете обо всем немного подробнее». Он улыбнулся. — «Например, вы упомянули нервное расстройство мужа. Согласитесь, звучит неопределенно. Не могли бы вы описать, как оно проявилось в его поведении?»
Карен отодвинулась влево, подальше от солнца. «Если честно, говорить особо не о чем. Он просто стал совсем спокойным и безразличным. Неестественно спокойным».
«Ушел в себя? Отрешился от всего?»
«Наверное… Целыми днями сидел без дела. Не читал или смотрел телевизор — просто сидел. Не выказывал никакого желания встретиться с друзьями, даже пообедать где-нибудь, или сходить в театр. А еще постоянно спал до полудня».
«Не жаловался на слабость?»
«Нет. Брюс вообще никогда не жаловался. И никогда не говорил о том, как себя чувствует».
«О чем же он тогда говорил?»
«Ну, сначала рассказывал, что разошлет свои резюме, постарается организовать встречу с теми, кто может помочь с работой. Перед армией он занимался программированием. Но мне кажется, на самом деле всерьез ничего делать не собирался».
«Вы не пытались поговорить с мужем?»
«Нет. Потому что понимала — с ним что-то не в порядке. Хоть он и не желал объяснить, в чем причина».
«Но вы наверняка как-то обсуждали с ним сложившееся положение, прежде чем решили поместить его в закрытую лечебницу?»
Карен заставила себя поднять голову. Встретилась взглядом с доктором. — «На самом деле, Брюс сам так решил. Он понимал, что нездоров, и нуждается в помощи».
«Ясно». — Доктор Висенте устроился поудобнее. — «Но как я понял, содержание в частной клинике Грисвольда стоит довольно дорого. Вы не могли не знать, что после обращения в управление по делам ветеранов, ему предоставили бы бесплатное лечение».
«Нет — он даже слышать не хотел о госпитале для ветеранов…»
«Почему?»
«Он говорил, что психоневрологические отделения ничем не отличаются от тюрьмы. Брюс не хотел, чтобы его держали в загоне, как скотину…»
Следующий вопрос доктор задал тихим вкрадчивым голосом.
«Ваш муж никогда не содержался в таком отделении военного госпиталя, миссис Раймонд?»
От обиды воспаленные глаза Карен заволокло слезами. «Не говорите так о Брюсе! Я же сказала, он сам решил, что надо лечиться, а в тот день доктор Грисвольд хотел его выписать! Он не псих — никогда не был психом!»
Уже позже, размышляя о том, как проходила беседа, Карен поняла, что лейтенант Баррингер все время наблюдал за ними из соседней комнаты. В тот момент, окинув взглядом его фигуру, неожиданно возникшую на пороге, она лишь отметила, что офицер явно устал и ему давно пора побриться.